Parshas Bhar-Bechukosai
С тех пор, как появились бумажные деньги, они живут одной только нашей верой в свое достоинство. О реальной стоимости бумаги для них мы задумываемся, когда вспоминаем об инфляции. В "старые добрые времена" они хотя бы назывались "долговыми обязательствами государства", выпускались большими номиналами и их подписывал глава казначейства. Сейчас все чаще мы пользуемся пластиковыми карточками, но суть денег от этого не меняется. Даже золотая монета - это всего лишь выражение стоимости, общепринятый эквивалент некоторой материальной ценности. Сколько стоит буханка хлеба в блокаду? В осажденном Иерусалиме золото вообще потеряло ценность. Но изымите деньги из современного мира и он остановится. Деньги текут из рук в руки, со счетов на счета, как кровь по жилам, слипаются в комки и огромные состояния, они меняют правительства, сводят людей с ума, о них слагают песни. И эти песни любимы.
Деньги - не грибы, чтобы расти после дождя. Неважно, работяга вы или биржевой брокер - деньги надо "сделать". Даже клад сначала надо выкопать. А как было бы здорово, если бы они просто капали: подставляйте ладони! Поэтому самым легким способом делать деньги остается ростовщичество, основное занятие банков. Это вам не вкладывание капитала в дело, которое может выгорит, а может - и нет, а доход зависит от нормы прибыли. Тут как вложишь деньги в "пилораму", так и побежишь возле нее ночевать. Зачем?
Можно дать деньги взаймы другому и теперь он должен думать, что делать с деньгами, теперь его деньги должны "работать". Дающий получает прибыль только в силу самого факта прежнего владения, временный отказ кредитора от физического обладания деньгами и есть его источник дохода. Получить богатое наследство, пустить его в рост и ничего не делать - разве это не привлекательная мечта? Хотя статистика, например, лотерейных выигрышей показывает, что в жизни большинства счастливчиков мало что изменяется к лучшему, а у некоторых приводит и к худшему. Не дар, а бесплатная подачка, не приносит радости и удовлетворения. Все, что дается даром, называет Тора "хлебом стыда".
"И если обеднеет брат твой и придет в упадок... поддержи его... не бери с него проценты ...",- говорится в Торе. "Каждый, кто принимает на себя ярмо закона о проценте, - принимает на себя Ярмо Небес, а каждый, снимающий с себя это ярмо, сбрасывает с себя и Ярмо Небес", добавляют наши мудрецы. О чем это? Да о том, что благословение Всевышнего приходит к человеку лишь посредством его собственной работы, собственных усилий. Все, что ты не сделал своими усилиями (один доллар или один миллион долларов), то и духовно не освоил, не возвысил, не обрел. Ты не служил и ты не заслужил. Но почему? Разве любящий отец не вправе подарить сыну или дочери конфетку или велосипед? Может. Но Всевышний как абсолютное добро желает не только хорошего настроения человеку, но и истинного блага, и делает так, что все должно достигаться только трудом. Только то, что человек достигает собственной работой, и есть истинное добро и радость. Кстати, и ценится по-другому. Деньги - щекотливая вещь, что тут говорить. Многих она рассорила. Поэтому и Всевышний и сам не дает под процент, он предлагает "Ярмо Небес" - быть партнером в совместном бизнесе.
Желаем Вам Шаббат Шалом!
Рабби Исроэль и Хеня Карпиловский
Отрывки из бесед Ребе:
Иногда могут сделать расчет, что лучше заниматься другой работой, поскольку она лучше, чем та, которую требуют от него заниматься ей, и поэтому - говорит он - он хочет "заменить худшее на лучшее".
И например: когда требуют заниматься распространением еврейства, например, может кто-то сказать, что такими простыми вещами может заниматься каждый, а он должен заниматься более возвышенными вещами, как изучение хасидизма и т.д. И подобно этому в другую сторону, когда требуют заниматься изучением хасидизма, может кто-то сказать, что он не способен на это. Он сам не очень понимает, и само собой, лучше ему заняться другими аспектами служения.
Т.е., он говорит, что он хочет, чтобы "жертва" - общая идея работы приближения к Вс-вышнему, - была лучше, более высокий способ служения, или работа, которая для него лучше, поскольку он более способен ее делать и это больше имеет к нему отношение. И на это сказано "пусть не различает между хорошим и плохим, и не заменит его" - не заменит даже плохое на хорошее, как далее будет объясняться.
Недельная Глава - Бехукотай:
«Если по уставам моим будете поступать...»
Вс-вышний завещал праотцам еврейского народа: Аврааму, Ицхаку и Яакову, что земля Кнаан, которая стала позже называться страной Израиля, будет отдана их потомкам в вечное владение.
«И пал Авраам ниц, и говорил с ним Б-г: «...Отдам тебе и потомкам твоим... всю страну Кнаан во владение вечное». («Берейшит 17, 3-8)
«И явился ему (Ицхаку) Б-г и сказал: «...Тебе и потомкам твоим отдам Я все эти земли и выполню клятву, которую дал Аврааму, отцу твоему». («Берейшит» 26, 2-3)
«И сказал (Б-г Яакову): «...Землю, на которой ты лежишь, - тебе отдам ее и твоему потомству». («Берейшит» 28,13)
«Цветущим садом, плодороднейшим уголком мира была страна Израиля, «земля, текущая молоком и медом» («Шемот» 3, 8) «...Б-г ведет тебя в землю благодатную, в землю водных потоков, ключей и источников... В землю пшеницы и ячменя, и винограда, и инжира, и гранатовых деревьев, в землю масличных деревьев и меда. В землю, где не в нищете будешь есть хлеб; не будет тебе в ней недостатка ни в чем...» («Деварим» 8, 7-9).
«Земля гор и долин, от дождя небесного пьет она воду; земля, о которой Б-г твой печется...» («Деварим» 11, 11-12).
Отданная еврейскому народу земля неразрывно связана с ним. И ее судьба неотделима от судьбы народа. И если за пренебрежение законами Торы мучается в изгнании еврейский народ, то страдает и земля, став пустынею.
В главе «Бехукотай», которой заканчивается третья книга Торы «Ваикра», предсказывается об изгнании евреев из страны за нарушение союза с Б-гом.
В ней много говорится о будущих лишениях еврейского народа. Все эти предсказания исполнились с поразительной точностью.
Говорится в главе также об опустении Эрец-Исраэль в период изгнания евреев. «Я сделаю страну пустынной, и изумятся ей враги ваши, поселившиеся в ней» («Ваикра» 26, 32).
Остановимся на этих словах.
В течение почти двух тысяч лет Эрец-Исраэль пребывала в запустении. Страна, некогда столь плодородная, превратилась в дикую степь.
После подавления восстания Бар-Кохбы римляне разрушили города и села, перепахали вдоль и поперек Храмовую гору, полностью разрушили развитую систему гидротехнических сооружений в Земле Израиля.
В седьмом веке арабы-бедуины, кочевавшие по осиротевшей земле, скормили своим козам последнюю траву, которую еще была способна давать истощенная земля.
Турки, захватившие Эрец-Исраэль в шестнадцатом веке, вырубили все леса, извели под корень знаменитые когда-то на весь мир ливанские кедровые рощи.
Все попытки пришельцев возродить в стране землделие ни к чему не привели: пшеница давала нищенские урожаи, гораздо меньшие, чем собирали в соседних странах - Сирии и Египте. Разработка полезных ископаемых практически прекратилась. Рыболовством почти никто не занимался.
Пришла в упадок плодороднейшая страна, лежавшая на перекрестке торговых путей, соединяющих Европу, Азию и Африку, страна, являющаяся святыней для двух господствовавших в этой части света религий - мусульманской и христианской, страна, за право обладать которой сложили свои головы во время крестовых походов сотни тысяч воинов европейских и арабских армий.
Так продолжалось почти две тысячи лет.
Немало неевреев - ученых, писателей и просто искателей приключений - побывало в Палестине в годы турецкого владычества; до нашего времени дошли воспоминания некоторых из них.
Известный французский востоковед К. Вольней, посетивший Эрец-Исраэль в конце 17-го века, пишет: «Я ездил в города, знакомясь с обычаями и нравами их жителей. Я добирался до далеких деревень, где изучал положение людей, занятых обработкой земли. Повсюду я видел лишь разбой и опустошение, тиранию и нищету. Каждый день я встречал на своем пути заброшенные поля, опустевшие деревни, города, лежавшие в развалинах...
Сравнение далекого прошлого с современным состоянием этой страны порождает высокие думы. Перед моим духовным взором оживала история прошедших времен... Я вспоминал царства Дамасское, и Иерусалимское, и Самаринское, в котором жили десять колен еврейского народа, вспоминал воинственное государство филистимлян и торговые города-республики Финикии. В Сирии, почти обезлюдевшей в нашу эпоху, были когда-то сотни богатых цветущих городов. По равнинам ее были разбросаны деревни и села... обработанные поля, людные дороги...
Что стало с этой страной изобилия и бурной деятельности? Где пахари и возделанная ими земля, где стада, где все то, что составляло гордость и украшение этой страны?
Увы! Я объехал всю эту пустыню, посетил места, где некогда пышно цвела жизнь, и не видел ничего, кроме запустения и безлюдья... Великий Б-же! Отчего произошли столь роковые перемены? По каким причинам так разительно изменилась судьба этой страны?.. В чем причина проклятия Небес, тяготеющего над нею?»
К. М. Базили, русский дипломат на Ближнем Востоке, живший в 19-м веке, отмечает в своих воспоминаниях ужасающую безнравственность обитателей Палестины, алчность сборщиков налогов, от которых люди прятались в горах покинув свое жилье. Он говорит о почти полном отсутствии в стране промышленности, об упадке сельского хозяйства, о коррупции турецких властей - «самой безнравственной администрации в мире».
Как тут не вспомнить слова Торы: «И скажут все народы: «За что поступил так Б-г с этой страной?» («Дварим», 29:23). Не удивительно ли это? Богатейшая страна, оставленная ушедшим в изгнание еврейским народом, так и не стала родиной ни для кого иного, на протяжении девятнадцати веков отвергая пришельцев!
Вот что говорит по этому поводу РАМБАН (в комментариях к кн. «Ваикра», 26-16): «Пророчество о том, что в отсутствие народа Израиля страна будет пустынной, - добрый знак для всех евреев, находящихся в рассеянии. Это говорит о том, что страна не примет никого другого, и убедительно доказывает, что намерение Б-га вернуть еврейский народ в Эрец-Ис-Раэль будет исполнено. Ибо не найти во всем мире благодатной и просторной страны, густонаселенной в прошлом, которая остается в запустении, несмотря на то, что многие народы пытались прибрать ее к рукам. Ничего у них не получилось: никого не приняла страна после нашего ухода».
Ни один из историков не в состоянии объяснить, почему мы до сих пор не сгинули, смешавшись с народами, среди которых жили. Эта загадка не давала покоя и русским писателям и философам.
«Я вспоминаю, что в дни моей юности, когда меня привлекало материалистическое понимание истории, когда я старался проверить его на судьбах других народов, мне казалось, что величайшим препятствием для этого является историческая судьба еврейского народа, что с точки зрения материалистической судьба эта совершенно необъяснима. Нужно сказать, что со всякой материалистической и позитивно-исторической точки зрения этот народ давно должен был бы перестать существовать. Его существование есть странное, таинственное и чудесное явление, которое указует, что с судьбой этого народа связаны особые предначертания. Судьба эта не объясняется теми процессами приспособления, которыми пытаются объяснить материалистически судьбы народов.
Выживание еврейского народа в истории, его неистребимость, продолжение его существования, как одного из самых древних народов мира, в совершенно исключительных условиях, та роковая роль, которую народ этот играет в истории, - все это указывает на особые мистические основы его исторической судьбы!» (Н. Бердяев, «Смысл истории», Обелиск, Берлин, 1923, стр. 105-106).
Достоевский, никогда не отличавшийся особой любовью к евреям, писал: «...Приписывать Status in Statu одним лишь гонениям и чувству самосохранения - недостаточно. Да и не хватило бы упорства в самосохранении на сорок веков, надоело бы и сохранять себя такой срок. И сильнейшие цивилизации в мире не достигали и до половины сорока веков и теряли политическую силу и племенной облик.
Тут не одно самосохранение стоит главной причиной, а некая идея, движущая и влекущая, нечто такое, мировое и глубокое, о чем, может быть, человечество еще не в силах произнести своего последнего слова» («Дневник писателя: за 1877 год», Берлин, изд. И. П. Ладыжникова, 1922, стр. 124).
О том же говорит и Куприн в своем рассказе «Жидовка». «Удивительный, непостижимый еврейский народ... что ему суждено испытать дальше? Сквозь десятки столетий прошел он, ни с кем не смешиваясь, брезгливо обособляясь от всех наций, тая в своем сердце вековую скорбь и вековой пламень. Пестрая, огромная жизнь Рима, Греции и Египта давным-давно сделалась достоянием музейных коллекций, стала историческим бредом, далекой сказкой, а этот таинственный народ, бывший уже патриархом во дни их младенчества, не только существует, но сохранил повсюду свой крепкий, горячий южный тип, сохранил свою веру, полную великих надежд и мелочных обрядов, сохранил священный язык своих вдохновенных божественных книг...
Нигде не осталось следа от его загадочных врагов, от всех этих филистимлян, амалекитян, моавитян и других полумифических народов, а он, гибкий и бессмертный, все еще живет, точно выполняя чье-то сверхъестественное предопределение».
Главой «Бехукотай» мы завершаем чтение третьей книги Пятикнижия и громко произносим: «Хазак, хазак венитхазек!»
Большая часть этой главы посвящена описанию благ, ожидающих еврейский народ за соблюдение Торы, и наказаний, которые последуют за отход от ее принципов.
Тема кары, настигающей еврея, за отход от принципов Торы и награды - за верность ей довольно часто встречается в книгах ТАНАХа, в талмудической литературе и в сочинениях раввинов в послеталмудический период. Особенно часта эта тема в проповедях еврейских мыслителей, живших в период, предшествовавший распространению хасидизма.
Комментируя главу «Бехукотай», некоторые наши мыслители напоминают, что материальный мир возник в результате эманации Б-жественной творческой силы. На определенных этапах этой эманации возникли промежуточные духовные миры. Чтобы эти миры - как материальный, так и духовный - не возвратились в небытие, Б-жественная сила должна постоянно присутствовать в них. В этом плане следует понимать стих из псалмов Давида: «Всегда, Г-сподь, слово Твое стоит в небесах». Здесь, как и во многих других местах ТАНАХа, творческая Б-жественная сила именуется словом Б-жьим.
В различные области материального мира Б-жественная энергия поступает по особым духовным каналам. Благосостояние каждого из народов, населяющих землю, зависит от состояния канала, посредством которого этот народ получает необходимую для его существования Б-жественную энергию. Состояние этого канала, в свою очередь, зависит от выполнения этим народом своего предназначения.
Основная цель человеческой деятельности в мире состоит в том, чтобы вознести материю до такого уровня, чтобы в ней ощущалось Б-жественное начало. Каждому народу дано принять определенное участие в осуществлении этой цели. Но главную роль дано сыграть в этом сынам Израиля. Это обстоятельство было подмечено многими мыслителями-неевреями.
Выполнение возложенной на них задачи сыны Израиля могут осуществить только с помощью заповедей Торы. Нет такой области материального мира, на которую в той или иной мере не распространялась бы человеческая деятельность. И нет такого вида деятельности человека, которая не регламентировалась бы Торой. Поэтому с помощью предписаний Торы заложенная в них Б-жественность проникает во все области материального мира, которых коснулось их исполнение.
Заповеди Торы осуществляют также связь еврейского народа с Создателем. Недаром они называются на иврите «мицвот», от слова «цевет» - объединение. Отсюда выходит, что, нарушая какую-либо заповедь Торы, еврей ухудшает состояние своего духовного канала.
Как свидетельствуют некоторые известные еврейские источники, во времена Храма неблагочестивое поведение еврея немедленно сказывалось на его благосостоянии. После разрушения Храма и изгнания сынов Израиля из своей страны, когда евреи оказались в зависимости от других народов, они также получили возможность питаться из чужих каналов. Этим объясняется то, что нередко можно видеть в наше время: человек, кощунственно попирающий Тору и ее заветы, тем не менее благоденствует. Однако это благоденствие не может быть долгим: невозможно долго жить краденым. Если в этом человеке осталось что-то от еврейства, это что-то в конце концов должно отвергнуть несовместимую с его сущностью чужую пищу. К тому же люди, среди которых этот еврей живет, начинают подсознательно чувствовать, что он питается чем-то принадлежащим им. Его начинают презирать, хотя никто не может толком объяснить, в чем же причины этого презрения. Отсюда можно понять в высшей степени странное явление: именно в тех странах, где евреи активно ассимилируются и стараются слиться с основным населением пренебрегая принципами Торы, традиционный антисемитизм становится наиболее зловещим. Именно в Германии, где ассимиляция поразила самые широкие круги еврейской общественности, где умудрились ассимилировать даже еврейскую религию, изъяв из нее все изначально еврейское (в том числе тоску по Сиону) и введя христианскую обрядность в синагогальное Б-гослужение, именно в этой стране антисемитизм смог достичь столь чудовищных размеров. То что первыми жертвами пали праведные евреи Польши и Украины, еще раз подтверждает сказанное полторы тысячи лет назад талмудическим мудрецом р. Ионатаном: «Несчастье приходит в мир лишь тогда, когда в нем есть грешники, но его первыми жертвами становятся праведники.
Несмотря на то, что Тора неоднократно предупреждает о бедствиях, навлекаемых отходом от ее принципов, и обещает всяческие блага за верность им, исполнение предписаний Торы только лишь ради вознаграждения или избежания кары порицается. Вот что пишет об этом РАМБAM:
«Пусть не скажет человек: я буду исполнять предписания Торы, чтобы принять все благословения, которые в ней написаны, или удостоиться жизни в грядущем мире. Или: я буду отстраняться от грехов, о которых предостерегает Тора, чтобы уберечься от наказаний, следующих за эти грехи, и не потерять жизни в мире грядущем. Не следует таким путем служить Б-гу».
После перечисления всех грядущих несчастий за отход от принципов Торы, которые уже сбылись в нашей истории, в нашей главе предсказывается неуничтожимость еврейского народа, чему мы сейчас, через три тысячи лет, являемся свидетелями, а затем возвещается грядущее великое освобождение сынов Израиля, чему мы, хотелось бы надеяться, будем свидетелями в ближайшем будущем.
«Но при всем этом, когда они будут в земле врагов своих не презрю Я их и не отрину до того, чтобы истребить их, чтобы нарушить завет Мой с ними... И вспомню Я завет Мой с предками, которых Я вывел из земли Египетской пред глазами народов, чтобы быть им Б-гом».
Первые два раздела главы «Бехукотай» посвящены описанию благ, которые Вс-вышний обещает еврейскому народу, если он будет блюсти и исполнять заповеди, дарованные ему у Синайской горы. Там, в частности, имеется такой стих: «И водворю Я мир на земле, и будете лежать без тревоги, и изведу лютого зверя с земли, и меч не пройдет по земле вашей».
В сборнике «Торат коганим», составленном из комментариев к «Книге Левит» различных мудрецов эпохи Мишны, приводится спор между двумя видными учеными относительно слов «и изведу лютого зверя с земли». Р. Иегуда считает, что в будущем на земле вообще не будет хищных зверей. Иного мнения придерживается р. Шимон, утверждавший, что все теперешние хищники останутся и в мире грядущем, но они не будут хищными. 'Что более к чести Создателя: когда нет вредителей или когда есть вредители, но они не вредят?» - аргументирует свое мнение р. Шимон. В доказательство своей правоты ученый приводит также известные слова пророка Исайи о времени Машиаха: «И волк будет жить (рядом) с овном, и леопард с козленком будут лежать рядом, и телец, и львенок, и тучный бык вместе, и отрок малый будет вести их. И телица с медведицей будут пастись и вместе укладывать своих детенышей, и лев, как скот, будет есть солому. И будут играться младенец у норы кобры, и к глазу гадюки ребенок протянет руку. Не будут злодействовать и истреблять на всей Моей святой горе, ибо полна земля знанием Б-га, как вода море покрывает» («Исайя» 11, 6 - 9).
Не все, однако, понимают вышеприведенный текст буквально. Так, великий РАМБАМ в начале заключительной главы своего Кодекса, рассуждая об эпохе Машиаха, говорит:
«Не думай, что в дни Машиаха устранится что-либо в мировом порядке или будет что-либо новое во Вселенной. Мир будет существовать, как обычно. А то, что сказано у Исайи: «И волк будет жить (рядом) с овном, и леопард - рядом с козленком лежать» - это аллегория и притча. Смысл ее в том, что евреи будут жить в безопасности вместе со злодеями-язычниками, аллегорически называемыми волком и леопардом... И все вернутся к истинному Закону, и не будут грабить и уничтожать, но будут спокойно довольствоваться дозволенным вместе с евреями, как сказано: «и лев, как скот будет есть солому...»
Подобного же мнения придерживается и известный комментатор Писания Ибн-Эзра, утверждающий в своем комментарии к Исайе, что картина, описанная пророком, является аллегорическим изображением всеобщего мира, который будет царить по приходе Машиаха.
И все же довольно много еврейских ученых всех времен разделяют точку зрения упомянутого выше р. Шимона, понимающего рассказ пророка буквально. Так, известный еврейский мыслитель и толкователь Торы, р. Моше бен-Нахман (РАМБАН), живший примерно в ту же эпоху, что и РАМБАМ, и бывший, как и последний, прекрасным знатоком не только религиозных, но и светских наук, комментируя протицированные выше слова из главы «Бехукотай», приводит мнение р. Шимона, которое он считает верным: «Ибо земля Израиля во время соблюдения заповедей будет такой, каким был мир до греха Адамова, когда ни зверю, ни гаду не дано умертвить человека... и об этом говорит Писание: «...и будет играться младенец над норой кобры...» Ибо хишность появилась в диких зверях исключительно из-за греха человека, которому присуждено было стать добычей для их клыков. Хищность стала их натурой, чтобы терзать и друг друга... Но в рассказе о сотворении мира о зверях сказано, что в пищу им были даны растения; это свойство, данное им навеки. Лишь из-за греха научились они хищности... А когда земля Израиля достигнет совершенства, уничтожится зло в их поведении, и они останутся при своей первичной природе, данной им при создании... И поэтому говорит Писание о днях Избавителя, который изойдет из рода Ишая, что миру тогда возвратится спокойствие и животные и гады лишатся хищности и свирепости, как это было в их изначальной природе».
Говоря о том, что лишь из-за своих прегрешений человек может стать добычей зверя, р. Моше бен-Нахман ссылается на рассказ, приведенный в талмудическом трактате «Берахот».
В одном месте появился свирепый змей, называемый в Талмуде «арвад», который причинял много горя местным жителям. Об этом рассказали великому мудрецу р. Ха-нине бен-Доса. «Сказал он им: покажите мне его нору. Ему показали. Положил он пяту свою на отверстие норы. Вылез, укусил его и умер... тот арвад. Взвалил его на плечо, принес в синагогу и сказал им: Смотрите, дети мои! Не змей убивает, а грех. Тогда пошла поговорка: горе человеку, с которым повстречается арвад, и горе арваду, с которым повстречается р. Ханина бен-Доса» («Берахот» ЗЗа).
Значительную часть главы «Бехукотай» занимают предостережения Моше относительно несчастий, которые обрушатся на еврейский народ, если он отойдет от Торы. Читая эти слова, диву даешься: с какой трагической точностью сбылись они в истории еврейства.
Если бы даже эти жгучие душу предсказания не осуществились, это не могло бы вызвать сомнений в том, что Моше -пророк Вс-вышнего, ибо, как указывает РАМБАМ в своем Кодексе, лжепророком следует считать того, кто предсказывает от имени Б-га доброе событие, но оно не наступает. Если же некто предсказал несчастье и оно не пришло - сомневаться в истинности его пророчества еще не следует. Ибо добрые поступки людей могут изменить самое мрачное предначертание.
В конце талмудического трактата «Макот» повествуется, как однажды законоучители - раббан Гамлиэль, рабби Элиэзер бен-Азарья, рабби Иегошуа и рабби Акива - восходили в Иерусалим.
«Когда подошли они к Храмовой горе, то увидели вдруг лисицу, выбегающую из Святая Святых. Стали они рыдать, а рабби Акива - засмеялся. Сказали они ему: «Акива, почему ты смеешься?» - «А почему вы плачете?» «Как же, - сказали они, - вот место, о котором сказано: «Чужой, приблизившийся к нему - умрет».Теперь исполнился о нем стих: «На опустевшей Сионской горе лисицы бегают», - как же нам не плакать?!» «А я потому смеюсь, - говорит им рабби Акива, - что пророк Урия дал в свое время такое предсказание: «Сион, как поле, распахан будет, и Иерусалим станет развалинами, и Храмовая гора - пнями лесными», а в книге Захарьи написано: «Еще будут восседать старцы и старицы на улицах Иерусалима». Пока не исполнилось пророчество Урии, я боялся: вдруг и пророчество Захарьи не исполнится. Теперь же, когда пророчество Урии исполнилось, можно быть уверенным, что настанет день, когда исполнится и пророчество Захарьи». И тогда сказали мудрецы рабби Акиве: «Акива, ты нас утешил! Акива, ты нас утешил!»
Подобным утешением пусть станет для нас и исполнение грозных предостережений, записанных Моше-рабейну в главе «Бехукотай». Впрочем, одно из мрачных предсказаний этой главы не свершилось и не свершится никогда. Об этом говорит талмудический мудрец рабби Йоси бен-Ханина в том же трактате «Макот»: «Моше сказал: «Вы затеряетесь среди народов», но пришел пророк Исайя и сказал, что это не осуществится. Исайя сказал: «И будет в тот день, протрубит великий рог, и придут затерянные в земле Ассирийской и заброшенные в земле Египетской и поклонятся Б-гу на святой горе в Иерусалиме».
Существует хасидское толкование этого стиха из книги пророка Исайи, по которому под «затерянными в земле Ассирийской» имеются в виду люди, забывшие о Б-ге, из-за обилия земных благ, которыми обладают, ибо слово «Ашур», «Ассирия», можно перевести как «богатство». Слово же «Мицраим» - «Египет» можно перевести как «теснины, ограничения, лишения». Поэтому под «заброшенными в земле египетской» следует понимать людей, живущих в нужде, которым не дают задуматься о высшей идее и смысле человеческой жизни постоянные заботы о хлебе насущном.
Но все они, услышав трубный глас, возвещающий о великих событиях, которые произойдут перед великим освобождением, вернутся в лоно своего народа и веры отцов и «поклонятся Б-гу на святой горе, в Иерусалиме».
Вера после Катастрофы.
Элиэзер Беркович.
Брат Иова
Многих евреев Катастрофа привела к кризису веры. "Где был Бог в это время? - спрашивали они. - Как Он мог терпеть страдания миллионов беспомощных людей, среди которых были невинные дети?" Да, вера многих, прошедших лагеря, не выдержала смрада крематориев. И сегодня, через двадцать лет после разрушения последней немецкой фабрики смерти, эти вопросы по-прежнему требуют ответа. Они все больше привлекают внимание по мере того, как ощущение остроты трагедии проходит. Не ответив на эти вопросы, невозможно верить в особую миссию еврейского народа. Но вопрос о роли Бога в Катастрофе можно задать с разной целью. Тот, кто представляет Всевышнего в виде безличной космической силы, равнодушной к индивидуальной судьбе, ищет в молчании Творца лишь подтверждение своей концепции. Я считаю, что к проблеме веры в Освенциме можно подходить лишь с чистыми намерениями. Кризис веры в лагерях мог испытать только тот, кто верил в живого Бога Израиля. Лишь с таких позиций можно вопрошать "Где был Бог?" и даже спорить с Ним.
Этот горький вопрос, исходящий из самого сердца, - потребность веры. В книге Эли Визеля "Ночь" описывается, как немцы вешают маленького мальчика. Кто-то спрашивает: "Где же сейчас Бог?" Этот вопрос правомерен. Не задать его было бы святотатством. Вера несовместима с таким ужасом. Полагающийся на Бога требует от Него справедливости. Верующий не может согласиться с тем, что Бог способен на жестокость. В то же время он знает, что Творец управляет всем, что существует под солнцем. Человек пытается понять механизм Божьей власти. Вопрошать Господа - это наша прерогатива еще с древних времен. Авраам спорил с Богом по поводу Содома и Гомор-ры. Смиренный праведник все же осмелился бросить вызов самому Всевышнему: "Неужели судья всей земли не рассудит справедливо?" Тут нет противоречия. Верующий вопрошает Бога именно потому, что верит. Авраам не мог вынести, чтобы Творец совершил несправедливость. В этом же суть дилеммы Иова. Он страдал не потому, что на него обрушились несчастья, а потому, что поколебался его идеал справедливости. Иов не мог принять аргументы своих друзей не из-за преувеличенного самомнения и не из-за того, что считал себя непогрешимым праведником. Его возмутило, что они защищали зло, доказывая, будто оно и есть справедливость. Сами того не понимая, они оскорбили достоинство Творца, в Которого верил Иов.
Поиск Божьего присутствия в лагерях смерти - в классических традициях иудаизма. К несчастью, в отличие от истории с Иовом Всевышний так и не показал Свое лицо узникам Освенци-ма, и миллионы людей, предоставленных самим себе, испытали беспредельное отчаяние. До сегодняшнего дня теологи спорят о том, что же ответил Творец Иову. Но ясно одно: Бог ему открылся. И Иов примирился с Господом: "Я слышал о Тебе, но теперь я воочию вижу Тебя. И я отказываюсь от своих слов и раскаиваюсь, ибо я прах и пепел". В Катастрофу такого не произошло. До самого конца лицо Бога было сокрыто. Миллионы взывали к Нему, но тщетно. Они слышали о Всевышнем, но глаза их видели только прах и пепел, в который превращались они и все, что было им дорого.
В Освенциме на самом деле было два Иова: один в конце концов послушался совета жены и повернулся к Богу спиной, другой сохранил веру до конца, вплоть до дверей газовой камеры. Да, в лагерях уничтожения вера многих сломалась. Но были и те, кто шел на смерть с '"ани маамин!" ("я верю!") на устах. Они не видели Бога, но веру свою сохранили. И отвернувшиеся от Него, и славившие Его до самого конца - святы. Это трудно понять постороннему, брату Иова. Мы обязаны принять в своем сердце и восставших, и смирившихся. Свидетельство не потерявших веру не заставит забыть восставших, но и восставшие не заслонят веривших. Наследие Катастрофы вопрошает в святом восстании и в восстающей вере.
На что может надеяться брат Иова? Он не пытается украдкой увидеть руку Всевышнего, чтобы понять трансцендентный смысл Катастрофы. Понять - это значит принять и оправдать. Он всматривается в себя. Он хочет жить осмысленно, но не делая вид, будто Катастрофы никогда не было. Он знает, что его поколение должно жить и верить, не забывая о Катастрофе. Ему нужно этому научиться. Если он хочет, чтобы его вера была осмысленной, он обязан освободить в своей душе место для непроницаемой тьмы лагерей. Тьма останется, но в ее "свете" он утвердит свою веру. Необъяснимое не будет объяснено, но оно поможет осознать то, что может быть понято человеком. Горе останется, но оно будет смягчено обещанием того, что настанет для Израиля день, когда он сможет продолжить свой вечный путь с уверенностью и достоинством. Может быть, в страшном несчастье откроется нам вселяющая ужас тайна Бога? И когда это произойдет, мы будем знать, что сами в поисках примирения с Ним, успокаивая Его, нашли свое утешение.
Абсурдно ли бытие?
Есть простой способ разрешить проблему кризиса веры в лагерях смерти. Можно сказать себе: Бог оставил евреев потому, что Он не интересуется человеком. Можно утешиться классическим афоризмом: "Нет на свете справедливости и судьи нет". Это будет еврейским вариантом радикальной теологии. В конечном счете, это ответ на вопрос о смысле бытия: вселенная безразлична к судьбе человечества. Вселенная - бессмысленный хаос, и нет никого, кто руководит природой и историей. Такую или похожую позицию занимают некоторые экзистенциалисты. Альбер Камю, например, выразил подобную идею в книге "Письма немецкому другу": "Я знаю, что Небеса, безразличные к твоим ужасным победам, будут так же безразличны к твоему справедливому поражению. Даже и сейчас я ничего не жду от Небес". Это, видимо, и есть то, что имеют в виду, когда говорят об абсурдности бытия. Ценно лишь то, что сотворено человеком. Вне этого нет ничего, кроме безразличного космоса. И нет ни-какой возможности обратиться к трансцендентному в поисках критерия. Жизнь - это борьба с бессмысленной судьбой, и она целиком в руках человека. Тот факт, что человек способен творить, - единственное оправдание существования вселенной.
Самое неприятное в такой концепции, это то, что ею, при желании, можно оправдать нацизм. Раз нет высшего судьи, бытие принципиально бессмысленно и только человек создает ценности, кто же может определить, что истинно, а что ложно? Конечно, сам человек. А какой? Абстрактного, "нормального" человека не существует. Все люди разные, и преследуют они разные, иногда противоположные цели. Камю, объявив о своем неверии в конечный смысл бытия, продолжает: "Но я знаю, что есть что-то, что имеет смысл, и это - человек, потому что он - единственное создание, которое настаивает на том, чтобы смысл был. В мире есть по крайней мере человеческая правда и наша задача - дать ей оправдание перед самой судьбой. И ее единственное оправдание - человек...". Прекрасные слова, но что же такое "человеческая правда"? По-видимому, это правда Камю и таких же, как он, благородных людей. Однако Гиммлер тоже выражал свою "человеческую правду", когда, потрудившись на ниве "окончательного решения еврейского вопроса", заявил старшим офицерам СС: "Пройти через все это и остаться теми же честными людьми - вот что сделало вас сильными и крепкими. Это славная страница истории, какой еще не было и не будет". Тут нет никакого лицемерия. "Честные люди", "славная страница" - все это правда человека Гиммлера. Камю защищал преследуемых, Сартр выступал за экзистенциализм как форму гуманизма. Но почему бы другому человеку и не бороться с чистой совестью за идею высшей расы как за одну из созданных человеком ценностей? Правда, в мире, где правит "высшая раса", будет много страданий, но это уж проблема пострадавших. В систему ценностей преследователей они не входят. Что поделаешь, некоторые жалеют преследуемых, а другим нравится вишневый пирог. А есть еще и такие, которые находят смысл жизни в заполнении печей крематориев человеческими телами, считая, что без этого вселенная абсурдна. В мире, где все зависит от человеческого выбора, ценностью может стать все, что угодно.
В еврейском варианте теории: "умершего Бога" есть и иронический и трагический аспекты. Отправная точка - кризис веры, возникший в нацистскую эпоху. Однако решение проблемы вовсе не обязательно связано с осуждением нацизма. Ему ведь можно найти оправдание как одной из созданных человеком "ценностей". Такая позиция - величайший триумф идей нацистов. Ведь и они утверждали, что закон сотворен человеком и человек этот - фюрер нордической расы. Таким образом, негативный ответ на Катастрофу повторяет нацистские идеи. Как же иначе? Если "Бог умер", нет Божьей справедливости и нас не защищает Провидение (что доказано гибелью шести миллионов евреев), то это истинная победа Гитлера над иудаизмом, над душами евреев. Недаром, издеваясь над еврейским учением, нацисты хотели доказать безразличие Бога к судьбе Израиля.
Если бытие как таковое абсурдно, то бессмысленно говорить о человеке как о единственном носителе смысла. В абсурдной вселенной и человек абсурден, а следовательно и все созданные им ценности. Сам Камю иногда это чувствовал. Один из самых привлекательных персонажей его романа "Чума" - это Тарру. Он скромный человек, у него нет желания быть творцом истории. Но ему чего-то не хватает. Он видит, что на земле существуют губительные силы и жертвы. И он считает, что мы должны, насколько это возможно, не поддерживать эти силы. Тарру чувствует, что обязан быть на стороне жертв. Но почему? Он и сам этого не знает. Он хочет стать святым, но, поскольку он неверующий, не знает, можно ли достичь святости без Бога. Казалось бы, нет ничего проще. Без Бога каждый может стать святым в соответствии со своими собственными критериями. (В Валгалле подчиненные Гиммлера - честные люди). Конечно, для Камю быть святым - это значит быть на стороне жертв. Но если Бога нет, зачем определять святость так узко? По-видимому, Камю понимал, что в том направлении, по которому он шел, ему не найти решения этой проблемы.
...После того, как Тарру излил свою душу доктору Рье, оба почувствовали, что должны что-то предпринять. (Помните вопрос, преследующий персонажей пьесы Эжена Ионеско "В ожидании Годо": "А что мы будем теперь делать?"). Друзья решают пойти поплавать, потому что "слишком уж глупо жить только чумой". Конечно же, человек должен бороться за пострадавших, но если он перестает интересоваться чем бы то ни было кроме этого, то в чем смысл борьбы?.
И для того, чтобы доказать себе, что они еще интересуются чем-то кроме чумы, друзья идут купаться. Вначале это может показаться довольно странным, но потом мы понимаем символический смысл этого акта. Для того, чтобы осуществить свое намерение, Тарру и Рье должны раздобыть пропуск и выйти за тщательно охраняемые ворота чумного города. И наконец далеко, в чистой воде залива человек становится свободным "от города и от чумы". Чумный город - это символ абсурдного бытия. И борьбой за жизни пострадавших человек подавляет эту абсурдность. Вот она - попытка быть святым без Бога. Но этого мало. Нужно еще пойти поплавать в заливе, по ту сторону границы абсурда. Купанье символизирует потребность в каком-то трансцендентном источнике ценностей. Без свободы "от города и от чумы" бытие не имеет смысла. Становится бессмысленной даже борьба на стороне пострадавших.
Конечно, можно согласиться с тем, что без "купанья" бытие абсурдно. Тем не менее за его границами нет никакого "залива", никакого трансцендентного источника. Такова, в общем, позиция логического позитивизма, который отрицает допустимость каких бы то ни было суждений об объективных ценностях и сводит всю этику к субъективному ощущению "нравится" или "не нравится". Разумеется, адепт логического позитивизма - не экзистенциалист и не радикальный теолог. Он не скажет, что бытие глупо, потому что он мыслит гораздо логичнее, чем экзистенциалист. Если бы бытие действительно было абсурдно, не существовало бы никого, кто был бы настолько умен, чтобы заметить это. Об этом можно судить лишь с такой точки, с которой видна разница между абсурдным и осмысленным. Внутри самого абсурда такую точку найти нельзя. Надо выйти из области абсурдного и пойти "искупаться в заливе". Но существование "залива" отрицается с самого начала...
Да, экзистенциалист не так логичен, но зато он ближе к истине. Камю прав: жизнь имеет смысл, когда человек настаивает на том, что смысл есть. Не очень логично, но факты не обязаны следовать логике. Если человек настаивает на том, что смысл есть, - это и есть смысл. Даже нигилисты, отрицающие существование всякого смысла, в том числе и смысла, провозглашенного человеком, на самом деле его утверждают.
Ведь их заявления предполагают некие критерии, по которым они оценивают бытие. Эти критерии признаются осмысленными, но после их применения выясняется, что бытию многого не хватает. В результате первоначальные понятия о ценностях отвергают и объявляют, что бытие абсурдно...
В конце концов человек выбирает какую-то форму поведения в качестве единственной осмысленной деятельности в мире общей абсурдности. Человек все время ищет смысл жизни. Даже и отрицанием этого смысла он его утверждает. Сам человек - это смысл. Но он - смысл во вселенной. Отрицание смысла было бы не только нелогичным, но и невозможным. Лишь потому, что в мире есть смысл, существует проблема его отрицания не только логически, но и экзистенциально. И если человек, настойчиво ища смысл, объявляет, что мир не имеет никакого конечного смысла, это означает, что бытие с точки зрения осознанного смысла требует, чтобы в нем было больше смысла. Осуществимы ли такие требования - уже другой вопрос. Нигилист заявляет, что такое утверждение недоказуемо. Нигилизм - это не логическая система, а акт веры в бессмысленность существования, приспособление к тому факту, что поиски смысла бытия оказались безрезультатными. Но это приспособление есть смысл, и первоначальное требование смысла, независимо от того, найден он или нет, - это тоже смысл бытия.
Идею абсурдности вселенной можно воспринимать как догму, которую человек эмоционально принимает. С ней нельзя спорить, потому что она воспринимается как истина, вытекающая из человеческого опыта. Но нужно по крайней мере признать, что в мире есть достаточно смысла для того, чтобы осознать его абсурдность. Если есть достаточно смысла для такого суждения, то найдется достаточно жизненной силы для того, чтобы внести этот смысл в бытие.
Камю так и не ответил на вопрос можно ли быть святым без Бога, но все же он и многие другие, подобные ему, были святыми, боровшимися с миром, в котором страдают и умирают дети. И именно тот недостаток мира, из-за которого страдают дети, и является его достоинством благодаря тем, кто борется с таким миром. Своей борьбой Камю поддерживает мир, который ему отвратителен. Мера его восстания против зла, являющегося жизнью, - это также и утверждение добра, которое тоже жизнь. Проблема добра не менее важна, чем проблема зла. Тот, кто из-за существования зла решает, что бытие абсурдно, вскрывает проблему добра. Пытаясь заткнуть брешь, он обнаруживает бездну.
Кидуш а-Шем - прославление Божьего имени
Вряд ли можно так просто отвергнуть бытие, и уж, конечно, не теперь, после Катастрофы. Это правда, что нигде человек не ощущал абсурдность существования так остро, как в немецких лагерях смерти. Но правда и то, что никогда раньше он не ощущал так остро и величие жизни. И одно непосредственно связано с другим. В Освенциме и Треблинке человек падал ужасающе низко, но и поднимался на невиданные высоты. О падении мы знаем много, но в нашей скорби мы не уделили достаточного внимания величию человека. Несколько примеров покажут, что мы имеем в виду.
Один из выживших в Варшавском гетто рассказывал о том, как он сбежал от эсэсовцев. Ему помогали товарищи, среди которых особенно выделялся один, в довоенной Варшаве вращавшийся в преступном мире. Бывший узник так описал свои чувства в тот момент, когда он наконец выбрался из своего тайного убежища: "Я едва держался на ногах, но чувствовал душевный подъем. В этой мрачной, полной ужаса жизни три человека из серой, испуганной, измученной массы проявили человечность, нежность, дружескую заботу. Без всякого принуждения, только из человеческого сочувствия они рисковали своей жизнью ради товарища". Такое случалось не только в гетто, но и в еще более нечеловеческих условиях лагерей смерти. "Я много раз видел смерть... - писал бывший заключенный нацистского лагеря. - И всегда выход находился неожиданно, как будто чудом. Всегда товарищ по несчастью протягивал вдруг руку в опасный момент... Однажды мой друг, рискуя собственной жизнью, принес мне дозу противостолбнячной сыворотки". Перечислить все случаи самопожертвования и героизма в страшных нацистских застенках не представляется возможным. Один богатый и влиятельный еврей, который мог легко уехать из оккупированной Польши, остался в гетто и спасал детей, умиравших от голода. Ему помогала молодая женщина, получившая как иностранка возможность покинуть Польшу. Вот что писал ей этот человек в прощальном письме: "Желаю Вам счастливого пути. Я не жалею о том, что остаюсь здесь. Из всех решений в моей долгой жизни - мне только что исполнилось семьдесят - я считаю самым мудрым решение остаться со своими братьями и сестрами. И если я и проронил слезу... то это достаточная награда". Когда-нибудь, когда соберут все письма узников гетто и лагерей смерти и издадут отдельной книгой, человечество получит новое Священное писание.
Да, мы слышали о позорном поведении некоторых еврейских полицейских в гетто, о бесчеловечности капо и отдельных заключенных. Утверждают, что иногда они превосходили в жестокости немцев. Но кто может позволить себе такие сравнения, не зная ужасных условий, в которые были поставлены эти люди! Всякий, кто тщательно изучит документы, сразу поймет: даже в гетто жизнь была настолько дегуманизирующей, что сохранивший там остатки человечности был героем. А гетто еще роскошь по сравнению с лагерями, о которых один немецкий чиновник писал домой, что ад Данте - лишь комедия рядом с ними.
Жестокость немцев превосходит все известное в истории. И все же их величайшее преступление - это изощренная система планомерного уничтожения человека в человеке. Они использовали свою варварскую власть над беспомощными жертвами не только для того, чтобы заставить их физически страдать, но и для того, чтобы они потеряли всякие остатки человеческого достоинства. Ничего подобного никогда еще не знал мир. Жестокость нацистов отличалась от жестокости других насильников не только степенью. Немцы разработали уникальную систему обесчеловечивания своих жертв. Это специфически немецкий вклад в преступления против человечества.
Люди, освобождавшие лагеря, говорят: то, что мы видели, нельзя забыть. Это превосходит весь человеческий опыт и перечеркивает все моральные представления. Изучая историю Катастрофы, лично я просто не могу себе представить, как можно было выжить даже один день в немецком лагере смерти. Все, что было дорого человеку, там намеренно уничтожалось. Семейные узы разрывались. Родительские чувства топтали ногами. Над состраданием насмехались. И все это - в условиях предельного физического напряжения, под страхом смерти. Как же мог человек вынести это и не сойти с ума? Как он мог не сломаться, не потерять человеческий облик? Известно, что люди в лагерях превращались в так называемых "мусульман". Узник продолжал существовать по инерции, когда все человеческое было в нем убито. Леон Поляков так описывает "мусульман": "Когда они еще могли идти, они шли как автоматы; остановившись, они уже не могли больше двигаться. Они падали ничком на землю; ничто больше не имело для них значения. Тела их загораживали проход. Можно было наступить на них, и они не шевельнули бы ни рукой, ни ногой. Из их полуоткрытых ртов не вырвался бы крик боли. И все же они были еще живы... ".
Людей можно сломить духовно так же, как и физически. Если были физические "мусульмане", то были и "мусульмане" моральные. И те и другие - жертвы нацистов. По сути дела, всякая жестокость, совершенная узниками лагерей по отношению к своим товарищам, - вина немцев, их величайшее преступление. Тот, кто сравнивает полицейских гетто с их немецкими начальниками, не представляет себе всей чудовищности преступления немцев против человечества. Существует огромная разница между жестокостью палачей и жестокостью жертв. Первые, уверенные, что они хозяева мира, жиреющие на награбленном, по собственной воле выбрали путь служения злу. Вторые - несчастные жертвы, мораль которых сломлена чудовищным варварством. Жестокость первых - противоестественна. Жестокость вторых - естественный результат невообразимой бесчеловечности убийц. Наоборот, невозможно понять, как удалось подавляющему большинству узников сохранить свой человеческий облик до самого конца и даже достичь таких высот самопожертвования! Это и есть истинная загадка гетто и лагерей.
В периоды жестоких гонений евреи доказывали свою веру актом высочайшей преданности Богу - кидуш а-Шем. Поставленные перед выбором: крещение или смерть, они выбирали смерть. Ошибаются те, кто думает, что в нацистской Европе, поскольку такого выбора не было, евреи были лишены даже этой возможности: погибнуть, прославив имя Бога. Умереть, когда можно спастись крещением, - это лишь одна из форм кидуш а-Шем, далеко не единственная. Классический пример - смерть раби Акивы. Когда римляне сдирали с него живого кожу, он сказал своим ученикам: "Всю жизнь мне не давали покоя слова Торы: "Возлюби Господа Бога твоего... всей душой..." Это означает, что надо любить Его, даже когда Он забирает твою душу. Я не знал, когда у меня будет возможность исполнить эту заповедь". И со словами "Слушай, Израиль: Господь - Бог наш. Господь один!" душа раби Акивы отошла к Богу. Когда римляне схватили мудреца, он знал, что это конец. У него уже не было выбора, он не мог отречься от своего еврейства, как и узники нацистских лагерей. Но он читал свою молитву, смысл которой в провозглашении любви к Богу, даже перед лицом неминуемой смерти. То, что у раби Акивы не было выбора, делает его подвиг еще значительнее.
Можно сказать, что в средние века евреи еще не были совсем оставлены Богом. У них еще был выбор, они еще могли спасти свои жизни. Пока у человека есть выбор, он не теряет чувства собственного достоинства. Сильные личности предпочитают смерть лжи. Это не специфически религиозный акт. Неверующие тоже способны на такой подвиг. Смелое "нет", брошенное в лицо тирану, - это акт самоутверждения. "Нет" церкви, которая принуждает изменить вере отцов, - это самопожертвование во имя Бога - кидуш а-Шем. Тем не менее, хотя и нельзя так говорить, мне кажется, это еще не высшая форма кидуш а-Шем. Когда есть выбор, человек еще принадлежит этому миру. Он хочет достойно принять вызов, брошенный ему этим миром. Высшая же степень кидуш а-Шем - когда выбора нет, когда мученик поднимается на эшафот. Мир уже умер для него, он уже больше не принадлежит ему. Еврей один на один со своим Богом. И Бог молчит, прячет Свое лицо. Такое одиночество нестерпимо. Если в этот момент человек способен смириться с тем, что Бог его оставил, если он любит Бога "всей душой" даже когда Творец забирает у него душу, это и есть высшая форма кидуш а-Шем. Раби Акива не жаловался Всевышнему, не спрашивал, почему он покинут. Этот момент стал великим моментом его жизни. Ибо никто не может проявить такую преданность Богу, как тот, кого Он покинул.
У евреев в лагерях не было выбора. Они сразу оказывались в положении раби Акивы. Мир уже был потерян для них, и они стояли перед костром, перед Богом, а не перед человеком. А Бог их покинул. Это была та ситуация, в которую попал раби Акива. Встречая смерть, многие сомневались, вопрошали в муках: "Боже, почему ты нас покинул?" Но были тысячи, десятки тысяч, которые прославляли имя Бога и достигли высшей формы самопожертвования.
Не следует забывать и о другом аспекте. Талмуд так начинает рассказ о мученической смерти раби Акивы: "То было временем чтения "Шма"..." И это не случайно. Тысячи героев отдали свои жизни со словами "Слушай, Израиль..." на устах. "Шма" - это формула провозглашения любви к Богу, обязательство принять на себя бремя "царства Небесного". Однако "Шма" читают не только в минуты смертельной опасности, но и каждый день в утренней и вечерней молитве. Когда римляне схватили раби Акиву, как раз наступило время чтения "Шма". И он игнорировал насильников, он делал то, что положено делать еврею в это время. Исключительная ситуация придала ежедневной молитве особый смысл и величие. Но не по желанию раби Акивы. Он не обращал внимания на солдат. У него было важное дело: он читал "Шма"! Это тоже одна из форм кидуш а-Шем: продолжать оставаться евреем, несмотря ни на что. И не обязательно в последнюю минуту перед смертью. Еврей освящает имя Бога уже тем, что живет как еврей, когда мир его топчет. Так вели себя тысячи евреев в гетто и лагерях.
Эммануэль Рингельблюм, который вел в Варшавском гетто дневник, рассказывает: "Я восхищаюсь религиозными евреями, которые жертвуют собой, нося бороды и традиционные лапсердаки. Их за это убивают... Пожилой еврей прошел мимо солдат на улице Тверда и не снял - по религиозным соображениям - шапку в знак приветствия, хоть еврейские полицейские предупреждали его о последствиях. Немцы долго мучили его за это. Еще через час он поступил так же. "Пусть идут к черту!" - сказал он". По закону Торы, находясь в таких условиях, эти евреи имели право сбрить бороды, отказаться от своих традиционных одежд. Но они хотели жить обычной еврейской жизнью во что бы то ни стало. "Пусть идут к черту!" - это великолепное выражение безразличия к тому, что могут сделать неевреи.
Сохранились имена молодых хасидов, которых отправляли в Треблинку. Вагоны для скота еще не готовы. Еще есть время. Кончается суббота, это час традиционной третьей субботней трапезы. Один из хасидов раздобыл немного хлеба, другой - воды, они омыли руки, чтобы приступить к еде, и запели псалом: "Господь - пастырь мой... ". Хасиды игнорировали нацистов, как римлян. Это тоже кидуш а-Шем, и так поступали евреи в гетто, лагерях, перед воротами газовых камер.
Освенцим открыл нам вершину зла, но также и вершину добра. Чем ужаснее было страдание, тем чудеснее все проявления веры в человека, в духовные ценности. Зло было противоестественным, но и добро тоже. Или лучше сказать сверхъестественным? Унижение было нечеловеческим, но и достоинство - тоже. Или Лучше сказать сверхчеловеческим? Я убежден, что в нашем поколении нигде на земле вера не получила такого благородного выражения, как в гетто и лагерях, в царстве страшнейшего попрания всех моральных норм. Там человек пал низко, но там же он поднялся на невиданные высоты духа. Если способность человека совершать непостижимые преступления против своего ближнего наводит на мысль об отсутствии Бога, то что сказать о непостижимой способности человека к добру, самопожертвованию, вере? Разве человек нечто отдельное от природы? Разве можно отвергнуть мир, но принять человека? Разве можно принять человека, зная его бесконечную способность ко злу? И разве можно отвергнуть человека, зная его столь же бесконечную способность к добру? Все это, конечно, вопросы, а не ответы. Но важно понимать их значение, если мы хотим попытаться разобраться в проблемах бытия после Катастрофы.
Нужно осознавать противоречивость человека, стоящего перед лицом смерти. Эта противоречивость - источник трагедии и источник надежды. Хаос, если он осознан, если против него борются, - это нереализованный смысл. Проникнет ли когда-нибудь философия в тайну этих противоречий? Я не уверен в этом, но важно, чтобы вера, по которой живет человек - а все мы живем по какой-нибудь вере, - должным образом осознала противоречия бытия. Задача верующего еврея не в том, чтобы объяснить, почему Бог молчал пока крематории поглощали треть еврейского народа, а в том, чтобы объяснить эту трагедию в рамках иудаизма. Если это удастся, то, несмотря на трагедию, нам останется надежда.
Одна из уцелевших узниц Освенцима заканчивает свои воспоминания такими словами: "Я верю, что голос Израиля, пока еще слабый, не умолкнет и будет провозглашать законы правды и справедливости. Я выжила... теперь я знаю, что огонь не может потушить сердце человека и газ не может остановить дыхание Бога". Мы не пытаемся оправдать Всевышнего и то, как Он поступил с Израилем. Мы хотим понять, можем ли мы осмысленно верить, несмотря на ужасное молчание Бога во время Катастрофы.
Десять ступеней. Хасидские высказывания.
Бубер М.
ПРЕВРАЩЕНИЕ. В праведниках злые побуждения превращаются в ангелов, - в существа, уступающие силе и судьбе.
ВОСХОЖДЕНИЕ. Написано в Торе: "Давай, пойдем вместе - я пойду наравне с тобой". Это слова, которые зло нашептывает человеку. Этими словами оно выражает свое стремление исправиться и говорит человеку: "Одержи надо мной победу, и давай вместе выйдем из этого плохого состояния и начнем служить Творцу. Одержи надо мной победу - и тогда я тоже смогу идти вперед наравне с тобой, хотя сейчас я и кажусь тебе помехой".
ВЕЛИКИЙ ГРЕХ. Человек, который изучает Тору и не следует ей; человек, который грешит и прощает себе; человек, который молится потому, что он молился вчера, - последний негодяй лучше его!
АЛФАВИТ. Вопрос: почему в Судный день признание грехов произносится в алфавитном порядке?
Ответ: иначе мы не знали бы, когда закончить исповедь. Ибо нет конца грехам и нет предела осознания вины, но есть предел алфавиту.
ТРИ ВОПРОСА. Раби из Гура объяснял Писание и дошел до слов, с которыми Яаков обратился к своему рабу: "Когда встретит тебя Эйсав, брат мой, и спросит тебя, говоря: чей ты? и куда идешь? и для кого этот скот, что пред тобою?". Сказал раби своим ученикам: Обратите внимание, насколько слова Эйсава схожи со словами мудрецов: "Вдумайся в три вещи... знай, откуда ты пришел, куда идешь и кому должен будешь давать оправдание и отчет". Глубоко осознайте это, ибо тот, кто размышляет над этими тремя проблемами, должен обладать большим умением самопознания, дабы не вопрошал о нем Эйсав. Ибо Эйсав тоже спрашивает об этом и повергает человека в уныние.
НЕ СМЕШИВАТЬ. Очень важно не смешивать добро со злом. Даже прикосновение добра может помочь - но лишь тогда, когда в нем нет примеси зла.
ВЕЛИКАЯ СВЯТОСТЬ.
Великий цадик настолько велик, что мир неспособен вынести его святость. Поэтому цадик прячет свою святость, и ничто в нем не кажется особенно возвышенным и святым. Он как Песнь Песней, о которой сказано: "Все песни святы, но Песнь Песней - Святая Святых". Царь Шломо составил три книги, две из которых - Мишлей (Притчи) и Когелет (Екклесиаст) - наполнены моралью и страхом Божьим, и в них много сказано о чистоте и благочестии. Но в Шир гаширим (Песне Песней) такие слова не встречаются, потому что при всей великой святости ее - эта святость сокрыта совершенно.
СТУПЕНЬ ГОРДЫНИ И СМИРЕНИЯ
НЕ ОТЛИЧАЕШЬСЯ ОТ ДРУГИХ. Не говори о себе, даже в глубине души, что ты лучше и возвышеннее своего ближнего из-за того, что горячо служишь Богу. Ты не отличаешься от других созданий, что были сотворены для служения Богу. И как ты можешь быть более значителен, чем червь? Ведь он служит своему Создателю всей своею силой и мощью.
НЕ ОЦЕНИВАЙ. Разговаривая с людьми, не оценивай, насколько непоколебимо их мысли направлены к Богу. Душа, которая занята такими подсчетами, тяжко страдает.
НА БЕРЕГУ ИОРДАНА. "Вот слова, которые говорил Моше всему Израилю на той стороне Иордана, в пустыне Арава".
Часто человек думает, что вобрал в себя Бога, а на самом деле ничего о Нем не ведает. И Бог сокрыт от такого человека, который думает, что стремится к Богу издали. Ты должен чувствовать, что стоишь на берегу Иордана и еще не вступил в Землю Обетованную. И даже выполнив множество заповедей, ты обязан понять, что ничего еще не совершил.
ИЗ СЕТЕЙ. В псалмах мы читаем: "Глаза мои всегда устремлены к Господу, потому что Он извлекает из сети ноги мои".
Подобно тому, как к силкам, расставленным птицеловом, подходит птица, клюет приманку и запутывается в сетях, точно так же сатана раскидывает сети перед людьми, - несмотря на творимое ими добро, их учение, благотворительность и добрые дела, - дабы завлечь их в западню гордыни. И когда страсти одолевают человека, возможностей освободиться у него не больше, чем у пойманной птицы. Ничто не может спасти его, кроме помощи Господа.
ТОТ, КТО ПОЛОН СОБОЙ. Нет места для Бога в том, кто полон собой.
ДВЕ КРАЙНОСТИ. Две крайности распространены среди людей. Есть люди, исполненные зла. Они знают своего Творца и сознательно пренебрегают Им. Другие считают себя праведниками, и люди воздают им по видимым делам их. Но хотя они непрерывно изучают закон, молятся и умерщвляют плоть, - их труды тщетны, ибо у них нет истинной веры. И вот в чем разница между двумя этими категориями людей: явный грешник способен избавиться от своего недостатка, в искреннем покаянии он может обратиться к Богу всем сердцем своим и просить Его указать дорогу к свету. Но другой, в слепоте своей, неспособен осознать величие Создателя и истинную природу служения, ибо считает себя праведником - как же он может раскаяться?
ПЧЕЛЫ. Говорят, что гордецы возрождаются в виде пчел, ибо в сердце своем они утверждают: "Я писатель, я певец, я знаток учения". И верно о них говорят: подобные люди не обратятся к Богу даже у врат ада. Тем не менее они возрождаются после того, как умирают. Они вновь плодятся как пчелы, и зудят, и жужжат: "Я, я, я..."
Шутка недели...
- Вы обманщик, - гневно выговаривает свату обескураженный жених, - я просто поражен - такая откровенная ложь в вашем возрасте, с вашим опытом, с вашей репутацией!
- Я обманул вас? Что вы имеете в виду? Разве невеста не прелестна, или у нее не изысканные манеры, не прекрасный голос? Или, может быть, она не окончила гимназию? В чем же я вам солгал?
- Вы сказали, что ее отец ушел из жизни - но ведь это неправда! Девушка призналась мне, что он уже десять лет сидит в тюрьме за мошенничество!
- Да, он в тюрьме. Так что же - по-вашему это жизнь?!
Проанализировав песню про Стеньку Разина, российские ученые выявили истинного убийцу персидской княжны. Как и предполагалось, им оказался еврей, о чем неопровержимо свидетельствуют слова известной народной песни: «Изя Борт ее бросает в набежавшую волну!»
Гольдштейн бегает по платформе и кричит:
- Инфекция! Инфекция!
Милиционер ему говорит:
- Гражданин, вы почему сеете панику?
- А что же я должен свою жену, как дома, заразой называть?
Говорят, когда в питерской «Мариинке» шла опера «Саломея» (а там, если кто не знает, пять партий евреев - 1-й, 2-й и т.д.), ведущий режиссер спектакля так громко кричала по трансляции «Евреи, на сцену!», что со стульев вскакивал каждый третий сотрудник театра.
Жена - Рабиновичу:
- У нас в читальне вор!
- А что он читает?
Два еврея входят в троллейбус.
- Хаим, ты уже взял билет?
- Нет, Абрам, я еще не получил разрешения.
Вывеска на двери:
«Иосиф Ратнер. Идеалист, торговец старым платьем, костями, тряпьем, заячьими шкурками, за которые плачу самую высокую цену».
- Ребе, как человек растет - снаружи вовнутрь или изнутри наружу?
- Раз ты так спрашиваешь, могу ответить только: «Да!»
Никто за ухом просто так не чешется. Разве что заботы или вши заставят.
- Прибавьте мне жалованья, - просит шамес. - Я работаю двадцать пять часов в сутки!
- Что за глупости! В сутках только двадцать четыре часа!
- И все же это правда! Спросите хотя бы учащихся в иешиве, они вам подтвердят, что я начинаю работать уже за час до начала дня!
С тех пор, как появились бумажные деньги, они живут одной только нашей верой в свое достоинство. О реальной стоимости бумаги для них мы задумываемся, когда вспоминаем об инфляции. В "старые добрые времена" они хотя бы назывались "долговыми обязательствами государства", выпускались большими номиналами и их подписывал глава казначейства. Сейчас все чаще мы пользуемся пластиковыми карточками, но суть денег от этого не меняется. Даже золотая монета - это всего лишь выражение стоимости, общепринятый эквивалент некоторой материальной ценности. Сколько стоит буханка хлеба в блокаду? В осажденном Иерусалиме золото вообще потеряло ценность. Но изымите деньги из современного мира и он остановится. Деньги текут из рук в руки, со счетов на счета, как кровь по жилам, слипаются в комки и огромные состояния, они меняют правительства, сводят людей с ума, о них слагают песни. И эти песни любимы.
Деньги - не грибы, чтобы расти после дождя. Неважно, работяга вы или биржевой брокер - деньги надо "сделать". Даже клад сначала надо выкопать. А как было бы здорово, если бы они просто капали: подставляйте ладони! Поэтому самым легким способом делать деньги остается ростовщичество, основное занятие банков. Это вам не вкладывание капитала в дело, которое может выгорит, а может - и нет, а доход зависит от нормы прибыли. Тут как вложишь деньги в "пилораму", так и побежишь возле нее ночевать. Зачем?
Можно дать деньги взаймы другому и теперь он должен думать, что делать с деньгами, теперь его деньги должны "работать". Дающий получает прибыль только в силу самого факта прежнего владения, временный отказ кредитора от физического обладания деньгами и есть его источник дохода. Получить богатое наследство, пустить его в рост и ничего не делать - разве это не привлекательная мечта? Хотя статистика, например, лотерейных выигрышей показывает, что в жизни большинства счастливчиков мало что изменяется к лучшему, а у некоторых приводит и к худшему. Не дар, а бесплатная подачка, не приносит радости и удовлетворения. Все, что дается даром, называет Тора "хлебом стыда".
"И если обеднеет брат твой и придет в упадок... поддержи его... не бери с него проценты ...",- говорится в Торе. "Каждый, кто принимает на себя ярмо закона о проценте, - принимает на себя Ярмо Небес, а каждый, снимающий с себя это ярмо, сбрасывает с себя и Ярмо Небес", добавляют наши мудрецы. О чем это? Да о том, что благословение Всевышнего приходит к человеку лишь посредством его собственной работы, собственных усилий. Все, что ты не сделал своими усилиями (один доллар или один миллион долларов), то и духовно не освоил, не возвысил, не обрел. Ты не служил и ты не заслужил. Но почему? Разве любящий отец не вправе подарить сыну или дочери конфетку или велосипед? Может. Но Всевышний как абсолютное добро желает не только хорошего настроения человеку, но и истинного блага, и делает так, что все должно достигаться только трудом. Только то, что человек достигает собственной работой, и есть истинное добро и радость. Кстати, и ценится по-другому. Деньги - щекотливая вещь, что тут говорить. Многих она рассорила. Поэтому и Всевышний и сам не дает под процент, он предлагает "Ярмо Небес" - быть партнером в совместном бизнесе.
Желаем Вам Шаббат Шалом!
Рабби Исроэль и Хеня Карпиловский
Отрывки из бесед Ребе:
Иногда могут сделать расчет, что лучше заниматься другой работой, поскольку она лучше, чем та, которую требуют от него заниматься ей, и поэтому - говорит он - он хочет "заменить худшее на лучшее".
И например: когда требуют заниматься распространением еврейства, например, может кто-то сказать, что такими простыми вещами может заниматься каждый, а он должен заниматься более возвышенными вещами, как изучение хасидизма и т.д. И подобно этому в другую сторону, когда требуют заниматься изучением хасидизма, может кто-то сказать, что он не способен на это. Он сам не очень понимает, и само собой, лучше ему заняться другими аспектами служения.
Т.е., он говорит, что он хочет, чтобы "жертва" - общая идея работы приближения к Вс-вышнему, - была лучше, более высокий способ служения, или работа, которая для него лучше, поскольку он более способен ее делать и это больше имеет к нему отношение. И на это сказано "пусть не различает между хорошим и плохим, и не заменит его" - не заменит даже плохое на хорошее, как далее будет объясняться.
Недельная Глава - Бехукотай:
«Если по уставам моим будете поступать...»
Вс-вышний завещал праотцам еврейского народа: Аврааму, Ицхаку и Яакову, что земля Кнаан, которая стала позже называться страной Израиля, будет отдана их потомкам в вечное владение.
«И пал Авраам ниц, и говорил с ним Б-г: «...Отдам тебе и потомкам твоим... всю страну Кнаан во владение вечное». («Берейшит 17, 3-8)
«И явился ему (Ицхаку) Б-г и сказал: «...Тебе и потомкам твоим отдам Я все эти земли и выполню клятву, которую дал Аврааму, отцу твоему». («Берейшит» 26, 2-3)
«И сказал (Б-г Яакову): «...Землю, на которой ты лежишь, - тебе отдам ее и твоему потомству». («Берейшит» 28,13)
«Цветущим садом, плодороднейшим уголком мира была страна Израиля, «земля, текущая молоком и медом» («Шемот» 3, 8) «...Б-г ведет тебя в землю благодатную, в землю водных потоков, ключей и источников... В землю пшеницы и ячменя, и винограда, и инжира, и гранатовых деревьев, в землю масличных деревьев и меда. В землю, где не в нищете будешь есть хлеб; не будет тебе в ней недостатка ни в чем...» («Деварим» 8, 7-9).
«Земля гор и долин, от дождя небесного пьет она воду; земля, о которой Б-г твой печется...» («Деварим» 11, 11-12).
Отданная еврейскому народу земля неразрывно связана с ним. И ее судьба неотделима от судьбы народа. И если за пренебрежение законами Торы мучается в изгнании еврейский народ, то страдает и земля, став пустынею.
В главе «Бехукотай», которой заканчивается третья книга Торы «Ваикра», предсказывается об изгнании евреев из страны за нарушение союза с Б-гом.
В ней много говорится о будущих лишениях еврейского народа. Все эти предсказания исполнились с поразительной точностью.
Говорится в главе также об опустении Эрец-Исраэль в период изгнания евреев. «Я сделаю страну пустынной, и изумятся ей враги ваши, поселившиеся в ней» («Ваикра» 26, 32).
Остановимся на этих словах.
В течение почти двух тысяч лет Эрец-Исраэль пребывала в запустении. Страна, некогда столь плодородная, превратилась в дикую степь.
После подавления восстания Бар-Кохбы римляне разрушили города и села, перепахали вдоль и поперек Храмовую гору, полностью разрушили развитую систему гидротехнических сооружений в Земле Израиля.
В седьмом веке арабы-бедуины, кочевавшие по осиротевшей земле, скормили своим козам последнюю траву, которую еще была способна давать истощенная земля.
Турки, захватившие Эрец-Исраэль в шестнадцатом веке, вырубили все леса, извели под корень знаменитые когда-то на весь мир ливанские кедровые рощи.
Все попытки пришельцев возродить в стране землделие ни к чему не привели: пшеница давала нищенские урожаи, гораздо меньшие, чем собирали в соседних странах - Сирии и Египте. Разработка полезных ископаемых практически прекратилась. Рыболовством почти никто не занимался.
Пришла в упадок плодороднейшая страна, лежавшая на перекрестке торговых путей, соединяющих Европу, Азию и Африку, страна, являющаяся святыней для двух господствовавших в этой части света религий - мусульманской и христианской, страна, за право обладать которой сложили свои головы во время крестовых походов сотни тысяч воинов европейских и арабских армий.
Так продолжалось почти две тысячи лет.
Немало неевреев - ученых, писателей и просто искателей приключений - побывало в Палестине в годы турецкого владычества; до нашего времени дошли воспоминания некоторых из них.
Известный французский востоковед К. Вольней, посетивший Эрец-Исраэль в конце 17-го века, пишет: «Я ездил в города, знакомясь с обычаями и нравами их жителей. Я добирался до далеких деревень, где изучал положение людей, занятых обработкой земли. Повсюду я видел лишь разбой и опустошение, тиранию и нищету. Каждый день я встречал на своем пути заброшенные поля, опустевшие деревни, города, лежавшие в развалинах...
Сравнение далекого прошлого с современным состоянием этой страны порождает высокие думы. Перед моим духовным взором оживала история прошедших времен... Я вспоминал царства Дамасское, и Иерусалимское, и Самаринское, в котором жили десять колен еврейского народа, вспоминал воинственное государство филистимлян и торговые города-республики Финикии. В Сирии, почти обезлюдевшей в нашу эпоху, были когда-то сотни богатых цветущих городов. По равнинам ее были разбросаны деревни и села... обработанные поля, людные дороги...
Что стало с этой страной изобилия и бурной деятельности? Где пахари и возделанная ими земля, где стада, где все то, что составляло гордость и украшение этой страны?
Увы! Я объехал всю эту пустыню, посетил места, где некогда пышно цвела жизнь, и не видел ничего, кроме запустения и безлюдья... Великий Б-же! Отчего произошли столь роковые перемены? По каким причинам так разительно изменилась судьба этой страны?.. В чем причина проклятия Небес, тяготеющего над нею?»
К. М. Базили, русский дипломат на Ближнем Востоке, живший в 19-м веке, отмечает в своих воспоминаниях ужасающую безнравственность обитателей Палестины, алчность сборщиков налогов, от которых люди прятались в горах покинув свое жилье. Он говорит о почти полном отсутствии в стране промышленности, об упадке сельского хозяйства, о коррупции турецких властей - «самой безнравственной администрации в мире».
Как тут не вспомнить слова Торы: «И скажут все народы: «За что поступил так Б-г с этой страной?» («Дварим», 29:23). Не удивительно ли это? Богатейшая страна, оставленная ушедшим в изгнание еврейским народом, так и не стала родиной ни для кого иного, на протяжении девятнадцати веков отвергая пришельцев!
Вот что говорит по этому поводу РАМБАН (в комментариях к кн. «Ваикра», 26-16): «Пророчество о том, что в отсутствие народа Израиля страна будет пустынной, - добрый знак для всех евреев, находящихся в рассеянии. Это говорит о том, что страна не примет никого другого, и убедительно доказывает, что намерение Б-га вернуть еврейский народ в Эрец-Ис-Раэль будет исполнено. Ибо не найти во всем мире благодатной и просторной страны, густонаселенной в прошлом, которая остается в запустении, несмотря на то, что многие народы пытались прибрать ее к рукам. Ничего у них не получилось: никого не приняла страна после нашего ухода».
Ни один из историков не в состоянии объяснить, почему мы до сих пор не сгинули, смешавшись с народами, среди которых жили. Эта загадка не давала покоя и русским писателям и философам.
«Я вспоминаю, что в дни моей юности, когда меня привлекало материалистическое понимание истории, когда я старался проверить его на судьбах других народов, мне казалось, что величайшим препятствием для этого является историческая судьба еврейского народа, что с точки зрения материалистической судьба эта совершенно необъяснима. Нужно сказать, что со всякой материалистической и позитивно-исторической точки зрения этот народ давно должен был бы перестать существовать. Его существование есть странное, таинственное и чудесное явление, которое указует, что с судьбой этого народа связаны особые предначертания. Судьба эта не объясняется теми процессами приспособления, которыми пытаются объяснить материалистически судьбы народов.
Выживание еврейского народа в истории, его неистребимость, продолжение его существования, как одного из самых древних народов мира, в совершенно исключительных условиях, та роковая роль, которую народ этот играет в истории, - все это указывает на особые мистические основы его исторической судьбы!» (Н. Бердяев, «Смысл истории», Обелиск, Берлин, 1923, стр. 105-106).
Достоевский, никогда не отличавшийся особой любовью к евреям, писал: «...Приписывать Status in Statu одним лишь гонениям и чувству самосохранения - недостаточно. Да и не хватило бы упорства в самосохранении на сорок веков, надоело бы и сохранять себя такой срок. И сильнейшие цивилизации в мире не достигали и до половины сорока веков и теряли политическую силу и племенной облик.
Тут не одно самосохранение стоит главной причиной, а некая идея, движущая и влекущая, нечто такое, мировое и глубокое, о чем, может быть, человечество еще не в силах произнести своего последнего слова» («Дневник писателя: за 1877 год», Берлин, изд. И. П. Ладыжникова, 1922, стр. 124).
О том же говорит и Куприн в своем рассказе «Жидовка». «Удивительный, непостижимый еврейский народ... что ему суждено испытать дальше? Сквозь десятки столетий прошел он, ни с кем не смешиваясь, брезгливо обособляясь от всех наций, тая в своем сердце вековую скорбь и вековой пламень. Пестрая, огромная жизнь Рима, Греции и Египта давным-давно сделалась достоянием музейных коллекций, стала историческим бредом, далекой сказкой, а этот таинственный народ, бывший уже патриархом во дни их младенчества, не только существует, но сохранил повсюду свой крепкий, горячий южный тип, сохранил свою веру, полную великих надежд и мелочных обрядов, сохранил священный язык своих вдохновенных божественных книг...
Нигде не осталось следа от его загадочных врагов, от всех этих филистимлян, амалекитян, моавитян и других полумифических народов, а он, гибкий и бессмертный, все еще живет, точно выполняя чье-то сверхъестественное предопределение».
Главой «Бехукотай» мы завершаем чтение третьей книги Пятикнижия и громко произносим: «Хазак, хазак венитхазек!»
Большая часть этой главы посвящена описанию благ, ожидающих еврейский народ за соблюдение Торы, и наказаний, которые последуют за отход от ее принципов.
Тема кары, настигающей еврея, за отход от принципов Торы и награды - за верность ей довольно часто встречается в книгах ТАНАХа, в талмудической литературе и в сочинениях раввинов в послеталмудический период. Особенно часта эта тема в проповедях еврейских мыслителей, живших в период, предшествовавший распространению хасидизма.
Комментируя главу «Бехукотай», некоторые наши мыслители напоминают, что материальный мир возник в результате эманации Б-жественной творческой силы. На определенных этапах этой эманации возникли промежуточные духовные миры. Чтобы эти миры - как материальный, так и духовный - не возвратились в небытие, Б-жественная сила должна постоянно присутствовать в них. В этом плане следует понимать стих из псалмов Давида: «Всегда, Г-сподь, слово Твое стоит в небесах». Здесь, как и во многих других местах ТАНАХа, творческая Б-жественная сила именуется словом Б-жьим.
В различные области материального мира Б-жественная энергия поступает по особым духовным каналам. Благосостояние каждого из народов, населяющих землю, зависит от состояния канала, посредством которого этот народ получает необходимую для его существования Б-жественную энергию. Состояние этого канала, в свою очередь, зависит от выполнения этим народом своего предназначения.
Основная цель человеческой деятельности в мире состоит в том, чтобы вознести материю до такого уровня, чтобы в ней ощущалось Б-жественное начало. Каждому народу дано принять определенное участие в осуществлении этой цели. Но главную роль дано сыграть в этом сынам Израиля. Это обстоятельство было подмечено многими мыслителями-неевреями.
Выполнение возложенной на них задачи сыны Израиля могут осуществить только с помощью заповедей Торы. Нет такой области материального мира, на которую в той или иной мере не распространялась бы человеческая деятельность. И нет такого вида деятельности человека, которая не регламентировалась бы Торой. Поэтому с помощью предписаний Торы заложенная в них Б-жественность проникает во все области материального мира, которых коснулось их исполнение.
Заповеди Торы осуществляют также связь еврейского народа с Создателем. Недаром они называются на иврите «мицвот», от слова «цевет» - объединение. Отсюда выходит, что, нарушая какую-либо заповедь Торы, еврей ухудшает состояние своего духовного канала.
Как свидетельствуют некоторые известные еврейские источники, во времена Храма неблагочестивое поведение еврея немедленно сказывалось на его благосостоянии. После разрушения Храма и изгнания сынов Израиля из своей страны, когда евреи оказались в зависимости от других народов, они также получили возможность питаться из чужих каналов. Этим объясняется то, что нередко можно видеть в наше время: человек, кощунственно попирающий Тору и ее заветы, тем не менее благоденствует. Однако это благоденствие не может быть долгим: невозможно долго жить краденым. Если в этом человеке осталось что-то от еврейства, это что-то в конце концов должно отвергнуть несовместимую с его сущностью чужую пищу. К тому же люди, среди которых этот еврей живет, начинают подсознательно чувствовать, что он питается чем-то принадлежащим им. Его начинают презирать, хотя никто не может толком объяснить, в чем же причины этого презрения. Отсюда можно понять в высшей степени странное явление: именно в тех странах, где евреи активно ассимилируются и стараются слиться с основным населением пренебрегая принципами Торы, традиционный антисемитизм становится наиболее зловещим. Именно в Германии, где ассимиляция поразила самые широкие круги еврейской общественности, где умудрились ассимилировать даже еврейскую религию, изъяв из нее все изначально еврейское (в том числе тоску по Сиону) и введя христианскую обрядность в синагогальное Б-гослужение, именно в этой стране антисемитизм смог достичь столь чудовищных размеров. То что первыми жертвами пали праведные евреи Польши и Украины, еще раз подтверждает сказанное полторы тысячи лет назад талмудическим мудрецом р. Ионатаном: «Несчастье приходит в мир лишь тогда, когда в нем есть грешники, но его первыми жертвами становятся праведники.
Несмотря на то, что Тора неоднократно предупреждает о бедствиях, навлекаемых отходом от ее принципов, и обещает всяческие блага за верность им, исполнение предписаний Торы только лишь ради вознаграждения или избежания кары порицается. Вот что пишет об этом РАМБAM:
«Пусть не скажет человек: я буду исполнять предписания Торы, чтобы принять все благословения, которые в ней написаны, или удостоиться жизни в грядущем мире. Или: я буду отстраняться от грехов, о которых предостерегает Тора, чтобы уберечься от наказаний, следующих за эти грехи, и не потерять жизни в мире грядущем. Не следует таким путем служить Б-гу».
После перечисления всех грядущих несчастий за отход от принципов Торы, которые уже сбылись в нашей истории, в нашей главе предсказывается неуничтожимость еврейского народа, чему мы сейчас, через три тысячи лет, являемся свидетелями, а затем возвещается грядущее великое освобождение сынов Израиля, чему мы, хотелось бы надеяться, будем свидетелями в ближайшем будущем.
«Но при всем этом, когда они будут в земле врагов своих не презрю Я их и не отрину до того, чтобы истребить их, чтобы нарушить завет Мой с ними... И вспомню Я завет Мой с предками, которых Я вывел из земли Египетской пред глазами народов, чтобы быть им Б-гом».
Первые два раздела главы «Бехукотай» посвящены описанию благ, которые Вс-вышний обещает еврейскому народу, если он будет блюсти и исполнять заповеди, дарованные ему у Синайской горы. Там, в частности, имеется такой стих: «И водворю Я мир на земле, и будете лежать без тревоги, и изведу лютого зверя с земли, и меч не пройдет по земле вашей».
В сборнике «Торат коганим», составленном из комментариев к «Книге Левит» различных мудрецов эпохи Мишны, приводится спор между двумя видными учеными относительно слов «и изведу лютого зверя с земли». Р. Иегуда считает, что в будущем на земле вообще не будет хищных зверей. Иного мнения придерживается р. Шимон, утверждавший, что все теперешние хищники останутся и в мире грядущем, но они не будут хищными. 'Что более к чести Создателя: когда нет вредителей или когда есть вредители, но они не вредят?» - аргументирует свое мнение р. Шимон. В доказательство своей правоты ученый приводит также известные слова пророка Исайи о времени Машиаха: «И волк будет жить (рядом) с овном, и леопард с козленком будут лежать рядом, и телец, и львенок, и тучный бык вместе, и отрок малый будет вести их. И телица с медведицей будут пастись и вместе укладывать своих детенышей, и лев, как скот, будет есть солому. И будут играться младенец у норы кобры, и к глазу гадюки ребенок протянет руку. Не будут злодействовать и истреблять на всей Моей святой горе, ибо полна земля знанием Б-га, как вода море покрывает» («Исайя» 11, 6 - 9).
Не все, однако, понимают вышеприведенный текст буквально. Так, великий РАМБАМ в начале заключительной главы своего Кодекса, рассуждая об эпохе Машиаха, говорит:
«Не думай, что в дни Машиаха устранится что-либо в мировом порядке или будет что-либо новое во Вселенной. Мир будет существовать, как обычно. А то, что сказано у Исайи: «И волк будет жить (рядом) с овном, и леопард - рядом с козленком лежать» - это аллегория и притча. Смысл ее в том, что евреи будут жить в безопасности вместе со злодеями-язычниками, аллегорически называемыми волком и леопардом... И все вернутся к истинному Закону, и не будут грабить и уничтожать, но будут спокойно довольствоваться дозволенным вместе с евреями, как сказано: «и лев, как скот будет есть солому...»
Подобного же мнения придерживается и известный комментатор Писания Ибн-Эзра, утверждающий в своем комментарии к Исайе, что картина, описанная пророком, является аллегорическим изображением всеобщего мира, который будет царить по приходе Машиаха.
И все же довольно много еврейских ученых всех времен разделяют точку зрения упомянутого выше р. Шимона, понимающего рассказ пророка буквально. Так, известный еврейский мыслитель и толкователь Торы, р. Моше бен-Нахман (РАМБАН), живший примерно в ту же эпоху, что и РАМБАМ, и бывший, как и последний, прекрасным знатоком не только религиозных, но и светских наук, комментируя протицированные выше слова из главы «Бехукотай», приводит мнение р. Шимона, которое он считает верным: «Ибо земля Израиля во время соблюдения заповедей будет такой, каким был мир до греха Адамова, когда ни зверю, ни гаду не дано умертвить человека... и об этом говорит Писание: «...и будет играться младенец над норой кобры...» Ибо хишность появилась в диких зверях исключительно из-за греха человека, которому присуждено было стать добычей для их клыков. Хищность стала их натурой, чтобы терзать и друг друга... Но в рассказе о сотворении мира о зверях сказано, что в пищу им были даны растения; это свойство, данное им навеки. Лишь из-за греха научились они хищности... А когда земля Израиля достигнет совершенства, уничтожится зло в их поведении, и они останутся при своей первичной природе, данной им при создании... И поэтому говорит Писание о днях Избавителя, который изойдет из рода Ишая, что миру тогда возвратится спокойствие и животные и гады лишатся хищности и свирепости, как это было в их изначальной природе».
Говоря о том, что лишь из-за своих прегрешений человек может стать добычей зверя, р. Моше бен-Нахман ссылается на рассказ, приведенный в талмудическом трактате «Берахот».
В одном месте появился свирепый змей, называемый в Талмуде «арвад», который причинял много горя местным жителям. Об этом рассказали великому мудрецу р. Ха-нине бен-Доса. «Сказал он им: покажите мне его нору. Ему показали. Положил он пяту свою на отверстие норы. Вылез, укусил его и умер... тот арвад. Взвалил его на плечо, принес в синагогу и сказал им: Смотрите, дети мои! Не змей убивает, а грех. Тогда пошла поговорка: горе человеку, с которым повстречается арвад, и горе арваду, с которым повстречается р. Ханина бен-Доса» («Берахот» ЗЗа).
Значительную часть главы «Бехукотай» занимают предостережения Моше относительно несчастий, которые обрушатся на еврейский народ, если он отойдет от Торы. Читая эти слова, диву даешься: с какой трагической точностью сбылись они в истории еврейства.
Если бы даже эти жгучие душу предсказания не осуществились, это не могло бы вызвать сомнений в том, что Моше -пророк Вс-вышнего, ибо, как указывает РАМБАМ в своем Кодексе, лжепророком следует считать того, кто предсказывает от имени Б-га доброе событие, но оно не наступает. Если же некто предсказал несчастье и оно не пришло - сомневаться в истинности его пророчества еще не следует. Ибо добрые поступки людей могут изменить самое мрачное предначертание.
В конце талмудического трактата «Макот» повествуется, как однажды законоучители - раббан Гамлиэль, рабби Элиэзер бен-Азарья, рабби Иегошуа и рабби Акива - восходили в Иерусалим.
«Когда подошли они к Храмовой горе, то увидели вдруг лисицу, выбегающую из Святая Святых. Стали они рыдать, а рабби Акива - засмеялся. Сказали они ему: «Акива, почему ты смеешься?» - «А почему вы плачете?» «Как же, - сказали они, - вот место, о котором сказано: «Чужой, приблизившийся к нему - умрет».Теперь исполнился о нем стих: «На опустевшей Сионской горе лисицы бегают», - как же нам не плакать?!» «А я потому смеюсь, - говорит им рабби Акива, - что пророк Урия дал в свое время такое предсказание: «Сион, как поле, распахан будет, и Иерусалим станет развалинами, и Храмовая гора - пнями лесными», а в книге Захарьи написано: «Еще будут восседать старцы и старицы на улицах Иерусалима». Пока не исполнилось пророчество Урии, я боялся: вдруг и пророчество Захарьи не исполнится. Теперь же, когда пророчество Урии исполнилось, можно быть уверенным, что настанет день, когда исполнится и пророчество Захарьи». И тогда сказали мудрецы рабби Акиве: «Акива, ты нас утешил! Акива, ты нас утешил!»
Подобным утешением пусть станет для нас и исполнение грозных предостережений, записанных Моше-рабейну в главе «Бехукотай». Впрочем, одно из мрачных предсказаний этой главы не свершилось и не свершится никогда. Об этом говорит талмудический мудрец рабби Йоси бен-Ханина в том же трактате «Макот»: «Моше сказал: «Вы затеряетесь среди народов», но пришел пророк Исайя и сказал, что это не осуществится. Исайя сказал: «И будет в тот день, протрубит великий рог, и придут затерянные в земле Ассирийской и заброшенные в земле Египетской и поклонятся Б-гу на святой горе в Иерусалиме».
Существует хасидское толкование этого стиха из книги пророка Исайи, по которому под «затерянными в земле Ассирийской» имеются в виду люди, забывшие о Б-ге, из-за обилия земных благ, которыми обладают, ибо слово «Ашур», «Ассирия», можно перевести как «богатство». Слово же «Мицраим» - «Египет» можно перевести как «теснины, ограничения, лишения». Поэтому под «заброшенными в земле египетской» следует понимать людей, живущих в нужде, которым не дают задуматься о высшей идее и смысле человеческой жизни постоянные заботы о хлебе насущном.
Но все они, услышав трубный глас, возвещающий о великих событиях, которые произойдут перед великим освобождением, вернутся в лоно своего народа и веры отцов и «поклонятся Б-гу на святой горе, в Иерусалиме».
Вера после Катастрофы.
Элиэзер Беркович.
Брат Иова
Многих евреев Катастрофа привела к кризису веры. "Где был Бог в это время? - спрашивали они. - Как Он мог терпеть страдания миллионов беспомощных людей, среди которых были невинные дети?" Да, вера многих, прошедших лагеря, не выдержала смрада крематориев. И сегодня, через двадцать лет после разрушения последней немецкой фабрики смерти, эти вопросы по-прежнему требуют ответа. Они все больше привлекают внимание по мере того, как ощущение остроты трагедии проходит. Не ответив на эти вопросы, невозможно верить в особую миссию еврейского народа. Но вопрос о роли Бога в Катастрофе можно задать с разной целью. Тот, кто представляет Всевышнего в виде безличной космической силы, равнодушной к индивидуальной судьбе, ищет в молчании Творца лишь подтверждение своей концепции. Я считаю, что к проблеме веры в Освенциме можно подходить лишь с чистыми намерениями. Кризис веры в лагерях мог испытать только тот, кто верил в живого Бога Израиля. Лишь с таких позиций можно вопрошать "Где был Бог?" и даже спорить с Ним.
Этот горький вопрос, исходящий из самого сердца, - потребность веры. В книге Эли Визеля "Ночь" описывается, как немцы вешают маленького мальчика. Кто-то спрашивает: "Где же сейчас Бог?" Этот вопрос правомерен. Не задать его было бы святотатством. Вера несовместима с таким ужасом. Полагающийся на Бога требует от Него справедливости. Верующий не может согласиться с тем, что Бог способен на жестокость. В то же время он знает, что Творец управляет всем, что существует под солнцем. Человек пытается понять механизм Божьей власти. Вопрошать Господа - это наша прерогатива еще с древних времен. Авраам спорил с Богом по поводу Содома и Гомор-ры. Смиренный праведник все же осмелился бросить вызов самому Всевышнему: "Неужели судья всей земли не рассудит справедливо?" Тут нет противоречия. Верующий вопрошает Бога именно потому, что верит. Авраам не мог вынести, чтобы Творец совершил несправедливость. В этом же суть дилеммы Иова. Он страдал не потому, что на него обрушились несчастья, а потому, что поколебался его идеал справедливости. Иов не мог принять аргументы своих друзей не из-за преувеличенного самомнения и не из-за того, что считал себя непогрешимым праведником. Его возмутило, что они защищали зло, доказывая, будто оно и есть справедливость. Сами того не понимая, они оскорбили достоинство Творца, в Которого верил Иов.
Поиск Божьего присутствия в лагерях смерти - в классических традициях иудаизма. К несчастью, в отличие от истории с Иовом Всевышний так и не показал Свое лицо узникам Освенци-ма, и миллионы людей, предоставленных самим себе, испытали беспредельное отчаяние. До сегодняшнего дня теологи спорят о том, что же ответил Творец Иову. Но ясно одно: Бог ему открылся. И Иов примирился с Господом: "Я слышал о Тебе, но теперь я воочию вижу Тебя. И я отказываюсь от своих слов и раскаиваюсь, ибо я прах и пепел". В Катастрофу такого не произошло. До самого конца лицо Бога было сокрыто. Миллионы взывали к Нему, но тщетно. Они слышали о Всевышнем, но глаза их видели только прах и пепел, в который превращались они и все, что было им дорого.
В Освенциме на самом деле было два Иова: один в конце концов послушался совета жены и повернулся к Богу спиной, другой сохранил веру до конца, вплоть до дверей газовой камеры. Да, в лагерях уничтожения вера многих сломалась. Но были и те, кто шел на смерть с '"ани маамин!" ("я верю!") на устах. Они не видели Бога, но веру свою сохранили. И отвернувшиеся от Него, и славившие Его до самого конца - святы. Это трудно понять постороннему, брату Иова. Мы обязаны принять в своем сердце и восставших, и смирившихся. Свидетельство не потерявших веру не заставит забыть восставших, но и восставшие не заслонят веривших. Наследие Катастрофы вопрошает в святом восстании и в восстающей вере.
На что может надеяться брат Иова? Он не пытается украдкой увидеть руку Всевышнего, чтобы понять трансцендентный смысл Катастрофы. Понять - это значит принять и оправдать. Он всматривается в себя. Он хочет жить осмысленно, но не делая вид, будто Катастрофы никогда не было. Он знает, что его поколение должно жить и верить, не забывая о Катастрофе. Ему нужно этому научиться. Если он хочет, чтобы его вера была осмысленной, он обязан освободить в своей душе место для непроницаемой тьмы лагерей. Тьма останется, но в ее "свете" он утвердит свою веру. Необъяснимое не будет объяснено, но оно поможет осознать то, что может быть понято человеком. Горе останется, но оно будет смягчено обещанием того, что настанет для Израиля день, когда он сможет продолжить свой вечный путь с уверенностью и достоинством. Может быть, в страшном несчастье откроется нам вселяющая ужас тайна Бога? И когда это произойдет, мы будем знать, что сами в поисках примирения с Ним, успокаивая Его, нашли свое утешение.
Абсурдно ли бытие?
Есть простой способ разрешить проблему кризиса веры в лагерях смерти. Можно сказать себе: Бог оставил евреев потому, что Он не интересуется человеком. Можно утешиться классическим афоризмом: "Нет на свете справедливости и судьи нет". Это будет еврейским вариантом радикальной теологии. В конечном счете, это ответ на вопрос о смысле бытия: вселенная безразлична к судьбе человечества. Вселенная - бессмысленный хаос, и нет никого, кто руководит природой и историей. Такую или похожую позицию занимают некоторые экзистенциалисты. Альбер Камю, например, выразил подобную идею в книге "Письма немецкому другу": "Я знаю, что Небеса, безразличные к твоим ужасным победам, будут так же безразличны к твоему справедливому поражению. Даже и сейчас я ничего не жду от Небес". Это, видимо, и есть то, что имеют в виду, когда говорят об абсурдности бытия. Ценно лишь то, что сотворено человеком. Вне этого нет ничего, кроме безразличного космоса. И нет ни-какой возможности обратиться к трансцендентному в поисках критерия. Жизнь - это борьба с бессмысленной судьбой, и она целиком в руках человека. Тот факт, что человек способен творить, - единственное оправдание существования вселенной.
Самое неприятное в такой концепции, это то, что ею, при желании, можно оправдать нацизм. Раз нет высшего судьи, бытие принципиально бессмысленно и только человек создает ценности, кто же может определить, что истинно, а что ложно? Конечно, сам человек. А какой? Абстрактного, "нормального" человека не существует. Все люди разные, и преследуют они разные, иногда противоположные цели. Камю, объявив о своем неверии в конечный смысл бытия, продолжает: "Но я знаю, что есть что-то, что имеет смысл, и это - человек, потому что он - единственное создание, которое настаивает на том, чтобы смысл был. В мире есть по крайней мере человеческая правда и наша задача - дать ей оправдание перед самой судьбой. И ее единственное оправдание - человек...". Прекрасные слова, но что же такое "человеческая правда"? По-видимому, это правда Камю и таких же, как он, благородных людей. Однако Гиммлер тоже выражал свою "человеческую правду", когда, потрудившись на ниве "окончательного решения еврейского вопроса", заявил старшим офицерам СС: "Пройти через все это и остаться теми же честными людьми - вот что сделало вас сильными и крепкими. Это славная страница истории, какой еще не было и не будет". Тут нет никакого лицемерия. "Честные люди", "славная страница" - все это правда человека Гиммлера. Камю защищал преследуемых, Сартр выступал за экзистенциализм как форму гуманизма. Но почему бы другому человеку и не бороться с чистой совестью за идею высшей расы как за одну из созданных человеком ценностей? Правда, в мире, где правит "высшая раса", будет много страданий, но это уж проблема пострадавших. В систему ценностей преследователей они не входят. Что поделаешь, некоторые жалеют преследуемых, а другим нравится вишневый пирог. А есть еще и такие, которые находят смысл жизни в заполнении печей крематориев человеческими телами, считая, что без этого вселенная абсурдна. В мире, где все зависит от человеческого выбора, ценностью может стать все, что угодно.
В еврейском варианте теории: "умершего Бога" есть и иронический и трагический аспекты. Отправная точка - кризис веры, возникший в нацистскую эпоху. Однако решение проблемы вовсе не обязательно связано с осуждением нацизма. Ему ведь можно найти оправдание как одной из созданных человеком "ценностей". Такая позиция - величайший триумф идей нацистов. Ведь и они утверждали, что закон сотворен человеком и человек этот - фюрер нордической расы. Таким образом, негативный ответ на Катастрофу повторяет нацистские идеи. Как же иначе? Если "Бог умер", нет Божьей справедливости и нас не защищает Провидение (что доказано гибелью шести миллионов евреев), то это истинная победа Гитлера над иудаизмом, над душами евреев. Недаром, издеваясь над еврейским учением, нацисты хотели доказать безразличие Бога к судьбе Израиля.
Если бытие как таковое абсурдно, то бессмысленно говорить о человеке как о единственном носителе смысла. В абсурдной вселенной и человек абсурден, а следовательно и все созданные им ценности. Сам Камю иногда это чувствовал. Один из самых привлекательных персонажей его романа "Чума" - это Тарру. Он скромный человек, у него нет желания быть творцом истории. Но ему чего-то не хватает. Он видит, что на земле существуют губительные силы и жертвы. И он считает, что мы должны, насколько это возможно, не поддерживать эти силы. Тарру чувствует, что обязан быть на стороне жертв. Но почему? Он и сам этого не знает. Он хочет стать святым, но, поскольку он неверующий, не знает, можно ли достичь святости без Бога. Казалось бы, нет ничего проще. Без Бога каждый может стать святым в соответствии со своими собственными критериями. (В Валгалле подчиненные Гиммлера - честные люди). Конечно, для Камю быть святым - это значит быть на стороне жертв. Но если Бога нет, зачем определять святость так узко? По-видимому, Камю понимал, что в том направлении, по которому он шел, ему не найти решения этой проблемы.
...После того, как Тарру излил свою душу доктору Рье, оба почувствовали, что должны что-то предпринять. (Помните вопрос, преследующий персонажей пьесы Эжена Ионеско "В ожидании Годо": "А что мы будем теперь делать?"). Друзья решают пойти поплавать, потому что "слишком уж глупо жить только чумой". Конечно же, человек должен бороться за пострадавших, но если он перестает интересоваться чем бы то ни было кроме этого, то в чем смысл борьбы?.
И для того, чтобы доказать себе, что они еще интересуются чем-то кроме чумы, друзья идут купаться. Вначале это может показаться довольно странным, но потом мы понимаем символический смысл этого акта. Для того, чтобы осуществить свое намерение, Тарру и Рье должны раздобыть пропуск и выйти за тщательно охраняемые ворота чумного города. И наконец далеко, в чистой воде залива человек становится свободным "от города и от чумы". Чумный город - это символ абсурдного бытия. И борьбой за жизни пострадавших человек подавляет эту абсурдность. Вот она - попытка быть святым без Бога. Но этого мало. Нужно еще пойти поплавать в заливе, по ту сторону границы абсурда. Купанье символизирует потребность в каком-то трансцендентном источнике ценностей. Без свободы "от города и от чумы" бытие не имеет смысла. Становится бессмысленной даже борьба на стороне пострадавших.
Конечно, можно согласиться с тем, что без "купанья" бытие абсурдно. Тем не менее за его границами нет никакого "залива", никакого трансцендентного источника. Такова, в общем, позиция логического позитивизма, который отрицает допустимость каких бы то ни было суждений об объективных ценностях и сводит всю этику к субъективному ощущению "нравится" или "не нравится". Разумеется, адепт логического позитивизма - не экзистенциалист и не радикальный теолог. Он не скажет, что бытие глупо, потому что он мыслит гораздо логичнее, чем экзистенциалист. Если бы бытие действительно было абсурдно, не существовало бы никого, кто был бы настолько умен, чтобы заметить это. Об этом можно судить лишь с такой точки, с которой видна разница между абсурдным и осмысленным. Внутри самого абсурда такую точку найти нельзя. Надо выйти из области абсурдного и пойти "искупаться в заливе". Но существование "залива" отрицается с самого начала...
Да, экзистенциалист не так логичен, но зато он ближе к истине. Камю прав: жизнь имеет смысл, когда человек настаивает на том, что смысл есть. Не очень логично, но факты не обязаны следовать логике. Если человек настаивает на том, что смысл есть, - это и есть смысл. Даже нигилисты, отрицающие существование всякого смысла, в том числе и смысла, провозглашенного человеком, на самом деле его утверждают.
Ведь их заявления предполагают некие критерии, по которым они оценивают бытие. Эти критерии признаются осмысленными, но после их применения выясняется, что бытию многого не хватает. В результате первоначальные понятия о ценностях отвергают и объявляют, что бытие абсурдно...
В конце концов человек выбирает какую-то форму поведения в качестве единственной осмысленной деятельности в мире общей абсурдности. Человек все время ищет смысл жизни. Даже и отрицанием этого смысла он его утверждает. Сам человек - это смысл. Но он - смысл во вселенной. Отрицание смысла было бы не только нелогичным, но и невозможным. Лишь потому, что в мире есть смысл, существует проблема его отрицания не только логически, но и экзистенциально. И если человек, настойчиво ища смысл, объявляет, что мир не имеет никакого конечного смысла, это означает, что бытие с точки зрения осознанного смысла требует, чтобы в нем было больше смысла. Осуществимы ли такие требования - уже другой вопрос. Нигилист заявляет, что такое утверждение недоказуемо. Нигилизм - это не логическая система, а акт веры в бессмысленность существования, приспособление к тому факту, что поиски смысла бытия оказались безрезультатными. Но это приспособление есть смысл, и первоначальное требование смысла, независимо от того, найден он или нет, - это тоже смысл бытия.
Идею абсурдности вселенной можно воспринимать как догму, которую человек эмоционально принимает. С ней нельзя спорить, потому что она воспринимается как истина, вытекающая из человеческого опыта. Но нужно по крайней мере признать, что в мире есть достаточно смысла для того, чтобы осознать его абсурдность. Если есть достаточно смысла для такого суждения, то найдется достаточно жизненной силы для того, чтобы внести этот смысл в бытие.
Камю так и не ответил на вопрос можно ли быть святым без Бога, но все же он и многие другие, подобные ему, были святыми, боровшимися с миром, в котором страдают и умирают дети. И именно тот недостаток мира, из-за которого страдают дети, и является его достоинством благодаря тем, кто борется с таким миром. Своей борьбой Камю поддерживает мир, который ему отвратителен. Мера его восстания против зла, являющегося жизнью, - это также и утверждение добра, которое тоже жизнь. Проблема добра не менее важна, чем проблема зла. Тот, кто из-за существования зла решает, что бытие абсурдно, вскрывает проблему добра. Пытаясь заткнуть брешь, он обнаруживает бездну.
Кидуш а-Шем - прославление Божьего имени
Вряд ли можно так просто отвергнуть бытие, и уж, конечно, не теперь, после Катастрофы. Это правда, что нигде человек не ощущал абсурдность существования так остро, как в немецких лагерях смерти. Но правда и то, что никогда раньше он не ощущал так остро и величие жизни. И одно непосредственно связано с другим. В Освенциме и Треблинке человек падал ужасающе низко, но и поднимался на невиданные высоты. О падении мы знаем много, но в нашей скорби мы не уделили достаточного внимания величию человека. Несколько примеров покажут, что мы имеем в виду.
Один из выживших в Варшавском гетто рассказывал о том, как он сбежал от эсэсовцев. Ему помогали товарищи, среди которых особенно выделялся один, в довоенной Варшаве вращавшийся в преступном мире. Бывший узник так описал свои чувства в тот момент, когда он наконец выбрался из своего тайного убежища: "Я едва держался на ногах, но чувствовал душевный подъем. В этой мрачной, полной ужаса жизни три человека из серой, испуганной, измученной массы проявили человечность, нежность, дружескую заботу. Без всякого принуждения, только из человеческого сочувствия они рисковали своей жизнью ради товарища". Такое случалось не только в гетто, но и в еще более нечеловеческих условиях лагерей смерти. "Я много раз видел смерть... - писал бывший заключенный нацистского лагеря. - И всегда выход находился неожиданно, как будто чудом. Всегда товарищ по несчастью протягивал вдруг руку в опасный момент... Однажды мой друг, рискуя собственной жизнью, принес мне дозу противостолбнячной сыворотки". Перечислить все случаи самопожертвования и героизма в страшных нацистских застенках не представляется возможным. Один богатый и влиятельный еврей, который мог легко уехать из оккупированной Польши, остался в гетто и спасал детей, умиравших от голода. Ему помогала молодая женщина, получившая как иностранка возможность покинуть Польшу. Вот что писал ей этот человек в прощальном письме: "Желаю Вам счастливого пути. Я не жалею о том, что остаюсь здесь. Из всех решений в моей долгой жизни - мне только что исполнилось семьдесят - я считаю самым мудрым решение остаться со своими братьями и сестрами. И если я и проронил слезу... то это достаточная награда". Когда-нибудь, когда соберут все письма узников гетто и лагерей смерти и издадут отдельной книгой, человечество получит новое Священное писание.
Да, мы слышали о позорном поведении некоторых еврейских полицейских в гетто, о бесчеловечности капо и отдельных заключенных. Утверждают, что иногда они превосходили в жестокости немцев. Но кто может позволить себе такие сравнения, не зная ужасных условий, в которые были поставлены эти люди! Всякий, кто тщательно изучит документы, сразу поймет: даже в гетто жизнь была настолько дегуманизирующей, что сохранивший там остатки человечности был героем. А гетто еще роскошь по сравнению с лагерями, о которых один немецкий чиновник писал домой, что ад Данте - лишь комедия рядом с ними.
Жестокость немцев превосходит все известное в истории. И все же их величайшее преступление - это изощренная система планомерного уничтожения человека в человеке. Они использовали свою варварскую власть над беспомощными жертвами не только для того, чтобы заставить их физически страдать, но и для того, чтобы они потеряли всякие остатки человеческого достоинства. Ничего подобного никогда еще не знал мир. Жестокость нацистов отличалась от жестокости других насильников не только степенью. Немцы разработали уникальную систему обесчеловечивания своих жертв. Это специфически немецкий вклад в преступления против человечества.
Люди, освобождавшие лагеря, говорят: то, что мы видели, нельзя забыть. Это превосходит весь человеческий опыт и перечеркивает все моральные представления. Изучая историю Катастрофы, лично я просто не могу себе представить, как можно было выжить даже один день в немецком лагере смерти. Все, что было дорого человеку, там намеренно уничтожалось. Семейные узы разрывались. Родительские чувства топтали ногами. Над состраданием насмехались. И все это - в условиях предельного физического напряжения, под страхом смерти. Как же мог человек вынести это и не сойти с ума? Как он мог не сломаться, не потерять человеческий облик? Известно, что люди в лагерях превращались в так называемых "мусульман". Узник продолжал существовать по инерции, когда все человеческое было в нем убито. Леон Поляков так описывает "мусульман": "Когда они еще могли идти, они шли как автоматы; остановившись, они уже не могли больше двигаться. Они падали ничком на землю; ничто больше не имело для них значения. Тела их загораживали проход. Можно было наступить на них, и они не шевельнули бы ни рукой, ни ногой. Из их полуоткрытых ртов не вырвался бы крик боли. И все же они были еще живы... ".
Людей можно сломить духовно так же, как и физически. Если были физические "мусульмане", то были и "мусульмане" моральные. И те и другие - жертвы нацистов. По сути дела, всякая жестокость, совершенная узниками лагерей по отношению к своим товарищам, - вина немцев, их величайшее преступление. Тот, кто сравнивает полицейских гетто с их немецкими начальниками, не представляет себе всей чудовищности преступления немцев против человечества. Существует огромная разница между жестокостью палачей и жестокостью жертв. Первые, уверенные, что они хозяева мира, жиреющие на награбленном, по собственной воле выбрали путь служения злу. Вторые - несчастные жертвы, мораль которых сломлена чудовищным варварством. Жестокость первых - противоестественна. Жестокость вторых - естественный результат невообразимой бесчеловечности убийц. Наоборот, невозможно понять, как удалось подавляющему большинству узников сохранить свой человеческий облик до самого конца и даже достичь таких высот самопожертвования! Это и есть истинная загадка гетто и лагерей.
В периоды жестоких гонений евреи доказывали свою веру актом высочайшей преданности Богу - кидуш а-Шем. Поставленные перед выбором: крещение или смерть, они выбирали смерть. Ошибаются те, кто думает, что в нацистской Европе, поскольку такого выбора не было, евреи были лишены даже этой возможности: погибнуть, прославив имя Бога. Умереть, когда можно спастись крещением, - это лишь одна из форм кидуш а-Шем, далеко не единственная. Классический пример - смерть раби Акивы. Когда римляне сдирали с него живого кожу, он сказал своим ученикам: "Всю жизнь мне не давали покоя слова Торы: "Возлюби Господа Бога твоего... всей душой..." Это означает, что надо любить Его, даже когда Он забирает твою душу. Я не знал, когда у меня будет возможность исполнить эту заповедь". И со словами "Слушай, Израиль: Господь - Бог наш. Господь один!" душа раби Акивы отошла к Богу. Когда римляне схватили мудреца, он знал, что это конец. У него уже не было выбора, он не мог отречься от своего еврейства, как и узники нацистских лагерей. Но он читал свою молитву, смысл которой в провозглашении любви к Богу, даже перед лицом неминуемой смерти. То, что у раби Акивы не было выбора, делает его подвиг еще значительнее.
Можно сказать, что в средние века евреи еще не были совсем оставлены Богом. У них еще был выбор, они еще могли спасти свои жизни. Пока у человека есть выбор, он не теряет чувства собственного достоинства. Сильные личности предпочитают смерть лжи. Это не специфически религиозный акт. Неверующие тоже способны на такой подвиг. Смелое "нет", брошенное в лицо тирану, - это акт самоутверждения. "Нет" церкви, которая принуждает изменить вере отцов, - это самопожертвование во имя Бога - кидуш а-Шем. Тем не менее, хотя и нельзя так говорить, мне кажется, это еще не высшая форма кидуш а-Шем. Когда есть выбор, человек еще принадлежит этому миру. Он хочет достойно принять вызов, брошенный ему этим миром. Высшая же степень кидуш а-Шем - когда выбора нет, когда мученик поднимается на эшафот. Мир уже умер для него, он уже больше не принадлежит ему. Еврей один на один со своим Богом. И Бог молчит, прячет Свое лицо. Такое одиночество нестерпимо. Если в этот момент человек способен смириться с тем, что Бог его оставил, если он любит Бога "всей душой" даже когда Творец забирает у него душу, это и есть высшая форма кидуш а-Шем. Раби Акива не жаловался Всевышнему, не спрашивал, почему он покинут. Этот момент стал великим моментом его жизни. Ибо никто не может проявить такую преданность Богу, как тот, кого Он покинул.
У евреев в лагерях не было выбора. Они сразу оказывались в положении раби Акивы. Мир уже был потерян для них, и они стояли перед костром, перед Богом, а не перед человеком. А Бог их покинул. Это была та ситуация, в которую попал раби Акива. Встречая смерть, многие сомневались, вопрошали в муках: "Боже, почему ты нас покинул?" Но были тысячи, десятки тысяч, которые прославляли имя Бога и достигли высшей формы самопожертвования.
Не следует забывать и о другом аспекте. Талмуд так начинает рассказ о мученической смерти раби Акивы: "То было временем чтения "Шма"..." И это не случайно. Тысячи героев отдали свои жизни со словами "Слушай, Израиль..." на устах. "Шма" - это формула провозглашения любви к Богу, обязательство принять на себя бремя "царства Небесного". Однако "Шма" читают не только в минуты смертельной опасности, но и каждый день в утренней и вечерней молитве. Когда римляне схватили раби Акиву, как раз наступило время чтения "Шма". И он игнорировал насильников, он делал то, что положено делать еврею в это время. Исключительная ситуация придала ежедневной молитве особый смысл и величие. Но не по желанию раби Акивы. Он не обращал внимания на солдат. У него было важное дело: он читал "Шма"! Это тоже одна из форм кидуш а-Шем: продолжать оставаться евреем, несмотря ни на что. И не обязательно в последнюю минуту перед смертью. Еврей освящает имя Бога уже тем, что живет как еврей, когда мир его топчет. Так вели себя тысячи евреев в гетто и лагерях.
Эммануэль Рингельблюм, который вел в Варшавском гетто дневник, рассказывает: "Я восхищаюсь религиозными евреями, которые жертвуют собой, нося бороды и традиционные лапсердаки. Их за это убивают... Пожилой еврей прошел мимо солдат на улице Тверда и не снял - по религиозным соображениям - шапку в знак приветствия, хоть еврейские полицейские предупреждали его о последствиях. Немцы долго мучили его за это. Еще через час он поступил так же. "Пусть идут к черту!" - сказал он". По закону Торы, находясь в таких условиях, эти евреи имели право сбрить бороды, отказаться от своих традиционных одежд. Но они хотели жить обычной еврейской жизнью во что бы то ни стало. "Пусть идут к черту!" - это великолепное выражение безразличия к тому, что могут сделать неевреи.
Сохранились имена молодых хасидов, которых отправляли в Треблинку. Вагоны для скота еще не готовы. Еще есть время. Кончается суббота, это час традиционной третьей субботней трапезы. Один из хасидов раздобыл немного хлеба, другой - воды, они омыли руки, чтобы приступить к еде, и запели псалом: "Господь - пастырь мой... ". Хасиды игнорировали нацистов, как римлян. Это тоже кидуш а-Шем, и так поступали евреи в гетто, лагерях, перед воротами газовых камер.
Освенцим открыл нам вершину зла, но также и вершину добра. Чем ужаснее было страдание, тем чудеснее все проявления веры в человека, в духовные ценности. Зло было противоестественным, но и добро тоже. Или лучше сказать сверхъестественным? Унижение было нечеловеческим, но и достоинство - тоже. Или Лучше сказать сверхчеловеческим? Я убежден, что в нашем поколении нигде на земле вера не получила такого благородного выражения, как в гетто и лагерях, в царстве страшнейшего попрания всех моральных норм. Там человек пал низко, но там же он поднялся на невиданные высоты духа. Если способность человека совершать непостижимые преступления против своего ближнего наводит на мысль об отсутствии Бога, то что сказать о непостижимой способности человека к добру, самопожертвованию, вере? Разве человек нечто отдельное от природы? Разве можно отвергнуть мир, но принять человека? Разве можно принять человека, зная его бесконечную способность ко злу? И разве можно отвергнуть человека, зная его столь же бесконечную способность к добру? Все это, конечно, вопросы, а не ответы. Но важно понимать их значение, если мы хотим попытаться разобраться в проблемах бытия после Катастрофы.
Нужно осознавать противоречивость человека, стоящего перед лицом смерти. Эта противоречивость - источник трагедии и источник надежды. Хаос, если он осознан, если против него борются, - это нереализованный смысл. Проникнет ли когда-нибудь философия в тайну этих противоречий? Я не уверен в этом, но важно, чтобы вера, по которой живет человек - а все мы живем по какой-нибудь вере, - должным образом осознала противоречия бытия. Задача верующего еврея не в том, чтобы объяснить, почему Бог молчал пока крематории поглощали треть еврейского народа, а в том, чтобы объяснить эту трагедию в рамках иудаизма. Если это удастся, то, несмотря на трагедию, нам останется надежда.
Одна из уцелевших узниц Освенцима заканчивает свои воспоминания такими словами: "Я верю, что голос Израиля, пока еще слабый, не умолкнет и будет провозглашать законы правды и справедливости. Я выжила... теперь я знаю, что огонь не может потушить сердце человека и газ не может остановить дыхание Бога". Мы не пытаемся оправдать Всевышнего и то, как Он поступил с Израилем. Мы хотим понять, можем ли мы осмысленно верить, несмотря на ужасное молчание Бога во время Катастрофы.
Десять ступеней. Хасидские высказывания.
Бубер М.
ПРЕВРАЩЕНИЕ. В праведниках злые побуждения превращаются в ангелов, - в существа, уступающие силе и судьбе.
ВОСХОЖДЕНИЕ. Написано в Торе: "Давай, пойдем вместе - я пойду наравне с тобой". Это слова, которые зло нашептывает человеку. Этими словами оно выражает свое стремление исправиться и говорит человеку: "Одержи надо мной победу, и давай вместе выйдем из этого плохого состояния и начнем служить Творцу. Одержи надо мной победу - и тогда я тоже смогу идти вперед наравне с тобой, хотя сейчас я и кажусь тебе помехой".
ВЕЛИКИЙ ГРЕХ. Человек, который изучает Тору и не следует ей; человек, который грешит и прощает себе; человек, который молится потому, что он молился вчера, - последний негодяй лучше его!
АЛФАВИТ. Вопрос: почему в Судный день признание грехов произносится в алфавитном порядке?
Ответ: иначе мы не знали бы, когда закончить исповедь. Ибо нет конца грехам и нет предела осознания вины, но есть предел алфавиту.
ТРИ ВОПРОСА. Раби из Гура объяснял Писание и дошел до слов, с которыми Яаков обратился к своему рабу: "Когда встретит тебя Эйсав, брат мой, и спросит тебя, говоря: чей ты? и куда идешь? и для кого этот скот, что пред тобою?". Сказал раби своим ученикам: Обратите внимание, насколько слова Эйсава схожи со словами мудрецов: "Вдумайся в три вещи... знай, откуда ты пришел, куда идешь и кому должен будешь давать оправдание и отчет". Глубоко осознайте это, ибо тот, кто размышляет над этими тремя проблемами, должен обладать большим умением самопознания, дабы не вопрошал о нем Эйсав. Ибо Эйсав тоже спрашивает об этом и повергает человека в уныние.
НЕ СМЕШИВАТЬ. Очень важно не смешивать добро со злом. Даже прикосновение добра может помочь - но лишь тогда, когда в нем нет примеси зла.
ВЕЛИКАЯ СВЯТОСТЬ.
Великий цадик настолько велик, что мир неспособен вынести его святость. Поэтому цадик прячет свою святость, и ничто в нем не кажется особенно возвышенным и святым. Он как Песнь Песней, о которой сказано: "Все песни святы, но Песнь Песней - Святая Святых". Царь Шломо составил три книги, две из которых - Мишлей (Притчи) и Когелет (Екклесиаст) - наполнены моралью и страхом Божьим, и в них много сказано о чистоте и благочестии. Но в Шир гаширим (Песне Песней) такие слова не встречаются, потому что при всей великой святости ее - эта святость сокрыта совершенно.
СТУПЕНЬ ГОРДЫНИ И СМИРЕНИЯ
НЕ ОТЛИЧАЕШЬСЯ ОТ ДРУГИХ. Не говори о себе, даже в глубине души, что ты лучше и возвышеннее своего ближнего из-за того, что горячо служишь Богу. Ты не отличаешься от других созданий, что были сотворены для служения Богу. И как ты можешь быть более значителен, чем червь? Ведь он служит своему Создателю всей своею силой и мощью.
НЕ ОЦЕНИВАЙ. Разговаривая с людьми, не оценивай, насколько непоколебимо их мысли направлены к Богу. Душа, которая занята такими подсчетами, тяжко страдает.
НА БЕРЕГУ ИОРДАНА. "Вот слова, которые говорил Моше всему Израилю на той стороне Иордана, в пустыне Арава".
Часто человек думает, что вобрал в себя Бога, а на самом деле ничего о Нем не ведает. И Бог сокрыт от такого человека, который думает, что стремится к Богу издали. Ты должен чувствовать, что стоишь на берегу Иордана и еще не вступил в Землю Обетованную. И даже выполнив множество заповедей, ты обязан понять, что ничего еще не совершил.
ИЗ СЕТЕЙ. В псалмах мы читаем: "Глаза мои всегда устремлены к Господу, потому что Он извлекает из сети ноги мои".
Подобно тому, как к силкам, расставленным птицеловом, подходит птица, клюет приманку и запутывается в сетях, точно так же сатана раскидывает сети перед людьми, - несмотря на творимое ими добро, их учение, благотворительность и добрые дела, - дабы завлечь их в западню гордыни. И когда страсти одолевают человека, возможностей освободиться у него не больше, чем у пойманной птицы. Ничто не может спасти его, кроме помощи Господа.
ТОТ, КТО ПОЛОН СОБОЙ. Нет места для Бога в том, кто полон собой.
ДВЕ КРАЙНОСТИ. Две крайности распространены среди людей. Есть люди, исполненные зла. Они знают своего Творца и сознательно пренебрегают Им. Другие считают себя праведниками, и люди воздают им по видимым делам их. Но хотя они непрерывно изучают закон, молятся и умерщвляют плоть, - их труды тщетны, ибо у них нет истинной веры. И вот в чем разница между двумя этими категориями людей: явный грешник способен избавиться от своего недостатка, в искреннем покаянии он может обратиться к Богу всем сердцем своим и просить Его указать дорогу к свету. Но другой, в слепоте своей, неспособен осознать величие Создателя и истинную природу служения, ибо считает себя праведником - как же он может раскаяться?
ПЧЕЛЫ. Говорят, что гордецы возрождаются в виде пчел, ибо в сердце своем они утверждают: "Я писатель, я певец, я знаток учения". И верно о них говорят: подобные люди не обратятся к Богу даже у врат ада. Тем не менее они возрождаются после того, как умирают. Они вновь плодятся как пчелы, и зудят, и жужжат: "Я, я, я..."
Шутка недели...
- Вы обманщик, - гневно выговаривает свату обескураженный жених, - я просто поражен - такая откровенная ложь в вашем возрасте, с вашим опытом, с вашей репутацией!
- Я обманул вас? Что вы имеете в виду? Разве невеста не прелестна, или у нее не изысканные манеры, не прекрасный голос? Или, может быть, она не окончила гимназию? В чем же я вам солгал?
- Вы сказали, что ее отец ушел из жизни - но ведь это неправда! Девушка призналась мне, что он уже десять лет сидит в тюрьме за мошенничество!
- Да, он в тюрьме. Так что же - по-вашему это жизнь?!
Проанализировав песню про Стеньку Разина, российские ученые выявили истинного убийцу персидской княжны. Как и предполагалось, им оказался еврей, о чем неопровержимо свидетельствуют слова известной народной песни: «Изя Борт ее бросает в набежавшую волну!»
Гольдштейн бегает по платформе и кричит:
- Инфекция! Инфекция!
Милиционер ему говорит:
- Гражданин, вы почему сеете панику?
- А что же я должен свою жену, как дома, заразой называть?
Говорят, когда в питерской «Мариинке» шла опера «Саломея» (а там, если кто не знает, пять партий евреев - 1-й, 2-й и т.д.), ведущий режиссер спектакля так громко кричала по трансляции «Евреи, на сцену!», что со стульев вскакивал каждый третий сотрудник театра.
Жена - Рабиновичу:
- У нас в читальне вор!
- А что он читает?
Два еврея входят в троллейбус.
- Хаим, ты уже взял билет?
- Нет, Абрам, я еще не получил разрешения.
Вывеска на двери:
«Иосиф Ратнер. Идеалист, торговец старым платьем, костями, тряпьем, заячьими шкурками, за которые плачу самую высокую цену».
- Ребе, как человек растет - снаружи вовнутрь или изнутри наружу?
- Раз ты так спрашиваешь, могу ответить только: «Да!»
Никто за ухом просто так не чешется. Разве что заботы или вши заставят.
- Прибавьте мне жалованья, - просит шамес. - Я работаю двадцать пять часов в сутки!
- Что за глупости! В сутках только двадцать четыре часа!
- И все же это правда! Спросите хотя бы учащихся в иешиве, они вам подтвердят, что я начинаю работать уже за час до начала дня!