Parshas chukas

 Кто не испытывал в жизни разочарований и кому они давались легко? Великодушие, наверно, единственный способ уговорить себя расстаться с неприятным прошлым и больше не болеть им. Иначе чувство обделенности будет волочиться по жизни, как перебитая нога, не заживая и постоянно напоминая о себе ропотом сухожилий и мышц. Люди, ропщущие, не приятны себе и окружающим. Им кажется, что им чего-то не додали или наоборот умыкнули, обошли там, где можно было поощрить и приласкать. Они не восстают ни против препятствий, ни против самих себя: обстоятельства слишком сильны, как и любовь к собственной персоне. Чувство собственного злополучия и недовольства своей жизнью ведет их к неприятию Творца, "все это сотворившего".
     Кто в этой жизни не расстраивался от откровенного провала собственных усилий и кто не впадал в ярость, если усилия эти вообще были нагло проигнорированы? Назовите способ как легко справляться с гневом, когда вначале, как далекие станционные огни, появляются злые мысли, потом явственно хочется выругаться во весь голос и почти тут же рука тянется швырнуть что-то увесистое куда угодно, но чтобы вдребезги. Сохранять спокойствие даже тогда, когда ситуация складывается не в твою пользу могут очень редкие люди и только они вправе претендовать на подлинное лидерство, потому что никто, как люди, способны проваливать любые начинания. Находясь в гневе человек не может проводить различие между добром и злом, а значит управлять другими. Способен ли он слышать в этот момент Всевышнего тоже вопрос...
     Слабые и уставшие к концу сорокалетнего скитания по пустыне евреи дважды упрекают своих вождей в том, что те вывели их из рабства. Первый раз из-за отсутствия воды - и Всевышний приказывает Моше добыть воду из скалы. Второй раз, когда "душа наша извелась этим скверным хлебом (маном)". А вот на эту жалобу Творец отвечает ядовитыми змеями. Почему в первом случае "понимание", а во втором наказание? Потому что есть резкая просьба о самом необходимом, а есть дерзкий ропот о "скучности меню". И надо ж было, что именно в первый раз разозлился Моше на евреев и не стал говорить скале, чтобы пролилась вода, а ударил ее в гневе на строптивый народ. И это определило его судьбу. И лидерам ничего не прощается. Ропот и гнев - избави нас, Всевышний!   
 
Желаем Вам Шаббат Шалом!

     Рабби Исроэль и Хеня Карпиловский

Отрывки из бесед Ребе:   

Каждый еврей по своей природе хочет выполнять волю Всевышнего. Природа эта связана с самым внутренним, самым глубинным уровнем его души, по отношению к которому разум является только одной из внешних форм. Проявляется эта природа в наибольшей мере в соблюдении законов, не имеющих разумного объяснения. Соблюдение заповедей, установленных в память о каких-то событиях, или законов, имеющих разумные основания, не проявляет в чистоте волю, таящуюся в глубине души, из-за того, что разум, присутствующий здесь, будучи неотделим от самой души, заслоняет эту волю. В отличие от этого, соблюдение законов, не имеющих разумных оснований, в которых нет примеси человеческой логики, проявляет волю души в полной мере.

Недельная Глава - Хукат
 
 Эта недельная глава начинается с изложения закона о красной (рыжей) корове - странного обряда, целью которого было очистить людей, ставших ритуально нечистыми из-за контакта с мертвыми. Корову сжигали, пепел разводили водой и, окропив человека полученной смесью, восстанавливали его ритуальную чистоту. Одна из «странностей» этого закона заключается в некоем парадоксе: приготавливаемая для очищения смесь делала нечистыми всех, кто ее готовил. 
Этот закон во втором стихе главы назван «хука», установление - таким термином обозначается «закон, в принципе не имеющий объяснения». В беседе рассматривается, как комментирует термин «хука» Раши, но, поскольку его комментарий содержит некоторые необычные моменты, выделяются два различных типа законов «хука», чтобы их разъяснить.

АНАЛИЗ КОММЕНТАРИЯ РАШИ 
«И говорил Б-г, обращаясь к Моше и Аарону так: "Вот закон (хука) об учении, который повелел Б-г изложить..." (19:1-2). Раши объясняет фразу «вот закон об учении» следующим образом: «из-за того, что Сатан и народы мира провоцировали евреев вопросом "В чем смысл этой заповеди для вас, и каковы ее объяснения?", она дана как закон (хука), то есть постановление, о котором нет у вас права рассуждать». 
Но при этом возникают следующие трудности. 
Из слов Раши «из-за того... она дана как закон» очевидно, что он не собирался разъяснять значение самого слова «хука» (закон). Раши уже неоднократно давал такие разъяснения ранее (Брейшис, 26:5; Шмойс, 15:26; Ваикро, 18:4). Хотя он и не делает этого в предыдущем тексте книги Бемидбар, вряд ли он допускает, что читающие его комментарий забыли эти разъяснения. Ведь термин «хука» уже несколько раз встречался в книге Бемидбар, и Раши не комментировал его. Скорее он пытается объяснить кажущуюся избыточной фразу, ведь слов «вот закон» было бы достаточно. 
Если это так, то поскольку читатель уже знает значение слова «постановление», хватило бы и краткого пояснения. Зачем же Раши добавляет длинный комментарий относительно Сатана и народов мира, который он уже несколько раз приводил ранее? 
Кроме того, ответы, данные Раши здесь и в предыдущих случаях, несколько отличаются друг от друга, и это требует объяснений. В предыдущих комментариях акцентируется «злое начало», здесь же - Сатан. В предыдущих комментариях о Сатане его действия представлены как «выдвижение возражений» (Брейшис, 26:5; Ваикро, 18:4) или «придирки» (Шмойс, 15:26), здесь - как «провокация». 
В одном из прежних комментариев человеку запрещается «делать для себя исключения» из постановлений, здесь же запрещается «рассуждать о нем» (постановлении). 
Если наши предыдущие рассуждения верны, то комментарий Раши относится только к кажущейся избыточной фразе, связанной с термином «закон». Любой комментарий Раши начинается точным цитированием именно того слова или фразы, которые он хочет разъяснить. Почему в данном случае в начале комментария приведены слова «вот закон об учении», как если бы он собирался объяснить всю эту фразу?

В ПРЕДЕЛАХ РАЦИОНАЛЬНОГО И ЗА НИМ 
Объяснение таково. Формулировка фразы «это закон об учении» предполагает, что закон о красной корове является единственным постановлением в Торе. Но, безусловно, есть другие постановления, в том числе упоминаемые Раши, например, запрет есть свинину или носить одежду, изготовленную из смеси шерсти и льна (Раши, Брейшис, 26:5). Следовательно, мы должны заключить, что существует особый класс постановлений, единственным примером которого является закон о красной корове. 
Иными словами, существует два типа постановлений: 
1) те, которые в принципе могут быть доступны человеческому пониманию, но детали их ему недоступны; 
2) те, которые целиком лежат за пределами человеческого понимания. 
Фраза «вот закон об учении», следовательно, предполагает, что закон о красной корове - единственный, относящийся ко второй категории. Поэтому, когда Раши в книге Ваикро приводит примеры постановлений, то он упоминает два запрета - употреблять в пищу свинину, носить одежду, изготовленную из смеси шерсти и льна, - и воды очищения, но не включает закон о красной корове, поскольку тот относится к совершенно иному типу. 
«Воды очищения» (вода, смешанная с пеплом красной коровы) есть нечто в принципе доступное пониманию. Так, Раши никогда не классифицирует очищение путем погружения в микву как постановление, ведь разумно предположить, что воды миквы обладают способностью очищать духовно. Подобным действием могут обладать и «воды очищения». Их единственная особенность заключается в детали: если для очищения в микве требуется полное погружение, в данном случае достаточно нескольких капель. Следовательно, воды очищения принадлежат к первому типу постановлений - таких, которые можно частично понять. 
Но закон о красной корове сам по себе целиком лежит за пределами понимания. Его нельзя рассматривать как один из видов жертвы всесожжения, ибо: 
1) ни одна из частей красной коровы не сжигалась на жертвеннике; 
2) все действия с красной коровой должны совершаться за пределами «всех трех станов» (Раши, Бемидбар, 19:3), в то время как жертвы приносились исключительно внутри них; 
3) красную корову нельзя даже уподобить козлу отпущения: во-первых, предварительные действия с козлом отпущения совершались в пределах стана, а во-вторых, о нем дано частичное разъяснение («и понесет на себе козел все провинности их в страну обрывов; так отправит он козла в пустыню» - Ваикро, 16:22). 
Кроме того, ритуал красной коровы обладал следующими исключительными особенностями по сравнению с обрядом козла отпущения: 
его проводил заместитель Первосвященника (Раши, Бемидбар, 19:3); 
кровью красной коровы кропили 7 раз по направлению к лицевой стороне Шатра Откровения (19:4); 
сожжение красной коровы называется «жертвой грехоочистительной», чтобы показать его сходство со святыми предметами. 
Короче говоря, закон о красной корове не относится к первой категории постановлений, ибо он недоступен даже для частичного понимания.

Б-Г И ЧЕЛОВЕК 
В свете вышеизложенного мы можем понять, почему Раши в этом комментарии пользуется выражениями, не встречающимися в других его объяснениях термина «постановления» («Сатан» вместо «злое начало», «провоцирует» вместо «возражает» и «запрещено рассуждать» вместо «запрещается делать для себя исключения»).

Понятно, что Б-жественный разум выше человеческого. Следовательно, если Б-г Сам говорит о какой-то заповеди, что человек не может ее понять, то злое начало не может пытаться доказать ее неб-жественное происхождение, ссылаясь на ее непонятность. В конце концов, почему вообще смертный (конечный) человек должен быть в состоянии понять Бесконечного Б-га? 
Но когда заповедь частично доступна человеческому пониманию, то у злого начала и у народов мира появляются, хотя и ошибочные, но все же основания для того, чтобы выдвигать против нее возражения или оспаривать ее Б-жественное происхождение: как мог Б-г заповедать нечто, с одной стороны, доступное, а с другой - недоступное человеческому разуму? И они попытаются доказать, что такая заповедь не от Б-га, и, следовательно, ни к чему не обязывает еврея. 
Поскольку заповедь о красной корове полностью недоступна разуму, ни злое начало, ни народы мира не могут ее оспорить. Они в состоянии лишь «провоцировать» еврея, говоря: «В чем значение для вас этой заповеди, и каково ее объяснение? Допустим, вы должны подчиняться слову Б-га, но, поступая так, вы совершаете нечто бессмысленное и иррациональное». 
Поэтому Раши использует слово «Сатан» вместо «злое начало», ибо голос сомнения стремится здесь лишь помешать (слово «Сатан» означает «беспокоящий, причиняющий неудобство»; Бемидбар, 22:22; Млохим I, 11,14) еврею в момент действия, а не убедить его от этого действия отказаться. И поэтому он не говорит «запрещено делать исключение из заповеди» (для исключения нет оснований), но говорит «запрещено рассуждать о ее причинах». Вместо этого (рассуждений) мы должны исполнять ее с радостью, как если бы полностью ее понимали. 
Причина в том, продолжает Раши, что заповедь о красной корове есть закон Б-га. Иными словами, сам Б-г говорит нам, чтобы мы не беспокоились об отсутствии в ней логики и выполняли ее только потому, что Он так велел. Это - единственный способ выполнить ее правильно. 
Теперь мы можем понять, почему Раши цитирует полностью фразу «вот закон об учении» в начале своего комментария. Именно эта фраза позволяет понять отличие этого закона от всех остальных, и именно это отличие лежит в основе всех нюансов его комментария.

Махараль из Праги, спор о пилпуле и проблемы еврейского образования.
 Александр Львов. (Окончание)

Интеллект и действие

Итак, спор о пилпуле, затеянный Махаралем, никак не сводится к вопросу о достоинствах и недостатках методов пилпула. В центре внимания Махараля находится Талмуд, точнее - его отсутствие, пропасть, разделяющая интеллектуальные выси и практическую жизнь, бесконечно далекое от человека Писание и слишком близкую, лишенную глубины смыслов Мишну. Пилпул оказывается главным объектом его критики потому, может быть, что еще совсем недавно, во времена р.Яакова Поллака и Шалома Шахны, легендарных основоположников особой польской традиции Учения, именно он, пилпул, был в их руках мощным оружием, позволившим завоевать для Торы новые богатые жизнью земли.

Что же произошло с пилпулом, почему перестал он быть путем соединения интеллекта с жизнью и оказался преградой, препятствием на этом пути? Почему "Шулхан Арух" так быстро отобрал у пилпула его прежние позиции и оттеснил его в области чисто теоретического интеллекта?

Можно предположить, что появление сефардской методологии Талмуда превратило пилпул из высокого искусства раввинской элиты в ремесло, доступное слишком многим, чтобы можно было опираться на него в галахических решениях. Как это всегда бывает, рефлексия выявила формальные приемы пилпула, но не смогла уловить его субъективное содержание, его живую душу. Сефардская методология дала возможность строить формальный, бездушный пилпул, объективно неотличимый от "истинного", рождавшегося по наитию, из переживания реальной проблемы и глубокого понимания текстов.

Спасением от грозящей анархии, от террора механического пилпула могла быть, при отсутствии иных интеллектуальных подходов, только власть авторитета. Таким авторитетом, декларирующим ограниченность современного интеллекта, стал "Шулхан Арух" р.Йосефа Каро.

Обыденная жизнь оградила себя от прямого и бесконтрольного вмешательства профанированного интеллекта, но при этом отстранилась также и от интеллекта истинного. Сделавшись самодостаточной, она сохранила свою целостность и единство, но за это ей пришлось расплачиваться потерей смысла.

Бурные взаимоотношения интеллекта с миром действия хорошо знакомы нам по европейской истории последних двух веков. Вызревавшие в XIX столетии идеи овладевали массами, сметали на своем пути все преграды лишенных внутренней опоры традиционных ценностей, уничтожая не только и не столько обыденность, сколько саму жизнь. Реакция на эти события была понятной и естественной: недоверие к интеллекту, возвращение к простым и вечным ценностям, к прагматике обыденной жизни (не этим ли объясняется религиозное возрождение после Второй мировой войны?). Очень ясно сформулировал этот новый взгляд Т.Манн в своей статье о Ницше:

Мы имели возможность познакомиться со злом во всем его ничтожестве и теперь уже чувствуем себя недостаточно эстетами, чтобы побояться открыто выступить в защиту добра.

Но не самообман ли все это, не является ли это "добро", эти "вечные" ценности подделкой, свежим произведением все того же профанированного интеллекта? Можно ли вернуться к тому, что было уничтожено?

Если уж в нашем разорванном мире, говорит Махараль, в "земле Вавилонской, самой себе не равной", интеллект оказывается горьким и ранящим, потому что высказывает лишь часть истины и вступает в противоречие с самим собой, это не значит, что мы должны отказаться от него, запереть его в резервациях "утонченной" духовной жизни. Напротив, только интеллект может преодолеть эту свою разорванность, которая является просто отражением "природы, порядка вещей земли Вавилонской", подобно тому, как "мудрецы Вавилонии превозмогали мудростью своей возражения и объяснения, и на интеллекте основывались, благодаря пилпулу".

Однако все эти соображения остаются лишь благими пожеланиями при отсутствии зрелого интеллекта, способного руководить жизнью. Грустно видеть, как разрывается Махараль, пытаясь выбрать меньшее из двух равно неприемлемых зол - полагаться ли на незрелый интеллект или отказаться от него вовсе:

Но в этом поколениии достаточно и того, что устанавливают Галаху из Мишны... ...достойнее и правильнее устанавливать из Талмуда, даже если кажется, что не пройти по пути истины и не установить суждение в истине его......в этом поколении, в Талмуде не сведущем и не знающем его, как устанавливается Галаха? Конечно, вопрос этот жестокий, потому что забылась Тора и не годимся мы устанавливать Галаху...И все больше у нас пробелов в Торе, и так доколе не придет учитель наш праведный, и отведет глупость сердец наших, и чудеса Торы своей нам явит. Амен, да будет на то воля Его - вскоре, в наши дни! 

Только ли с приходом машиаха связывал Махараль свои надежды на разрешение этого кризиса? Видел ли он какой-нибудь выход из сложившейся ситуации? Трудно ответить на этот вопрос утвердительно, потому что все призывы Махараля, как признавал он сам, не были услышаны. И все же он был не только критиком, и в его учении можно обнаружить хотя и несколько утопическую, но вполне положительную цель, педагогический проект выращивания зрелого интеллекта, - описание идеального состояния, к которому должно придти изучение Торы.
Педагогический идеал Махараля

Идеальный ученик, согласно Махаралю, должен усвоить сначала весь корпус традиционных текстов - Танах, Мишну и Талмуд, ставя перд собой единственную цель - запомнить их как можно лучше, и не пытаясь раньше времени извлекать из них какой какой бы то ни было смысл - только то, что нужно для запоминания, может сопутствовать этим текстам. Лишь после этого может он переходить к "пилпулу истинному", т.е. к занятиям Талмудом, и, вдохновляемый страхом Небес и тем, "что глаза его видят", указывать.Галаху для действия.

Этот идеал полностью противоположен современной Махаралю (да и нам тоже) системе еврейского образования, в которой, во-первых, Галаха указывается из Мишны, а не из Талмуда (хотя и при неполном знании, говорит Махараль, указывающий Галаху в "соответствии с тем, к чему обязывает его интеллект, <...> лучше того, кто устанавливает [Галаху] из какого-нибудь сочинения и не знает совсем ее смысла, - словно слепой, идет он по дороге"), и, во-вторых, средства, которые выдают за вспомогательные, т.е. способствующие изучению текстов Торы, приобретают самостоятельное значение, т.е. оказываются целью, а не средством, и в результате они препятствуют, а не помогают изучению текстов.

Во времена Махараля таким "средством" был пилпул. Вытесненный из своей законной сферы указания Галахи, пилпул стал безответственным "чистым искусством", не требующим уже столь фундаментальных познаний, какие нужны были для указания Галахи, но все еще обладающим огромной популярностью и способным принести овладевшему им не только известность, но и доходную престижную должность. Владеть пилпулом значило слыть знатоком Торы, система образования просто выполняла отчетливый социальный заказ, и Махараль хорошо понимал это:

А если говорят отцу отрока, чтобы заставил сына своего изучать систему Галахи [т.е. текст Талмуда] и пока не учить Тосафот, - как будто говорят ему, что [сын его] вовсе не будет учиться, ибо ничего не желает отец, кроме известности.

Что же мог противопоставить Махараль этому общественному желанию, подкрепленному уже сложившейся структурой польских ешив? Ничего, кроме совершенно неконструктивной истины и - довольно странных для Махараля, чуть ли не заискивающих, - призывов к ученикам:

А вы, ученики драгоценные, которым дал Всевышний сердце их - сердце слышащее и разум восприимчивый, доблесть ваша - для Торы. Не отдавайте вашу доблесть ни чужим, ни вещам ложным, но примите в расчет будущность вашу, сколь велика награда мужей Торы, и что для вас произведут годы занятий ею. А чего достигните вы занятиями пустыми, за которые нет награды? 

Складывается впечатление, что в этом призыве присутствует осознание Махаралем слабости своей позиции, утопичности его идеала. В самом деле, что привлекательного для себя могли найти ученики в зубрежке огромного количества текстов, в приобретении знаний, которыми они пока еще, до окнчания первого этапа обучения, не могут пользоваться? Награду за выполнение заповеди? Пожалуй, этот стимул является действенным лишь при условии существования хотя бы маленькой общины, в которой такое изучение признается ценностью. Но в современных Махаралю общинах бытовали другие ценности.

Интересно, что такой апологет интеллекта и его возможностей как Махараль оказывается сторонником независимой от понимания зубрежки. Впрочем, точнее было бы сказать, что какое-то понимание ("традиция", "приметы") необходимо, иначе Тору и не запомнить, но оно не должно существовать отдельно от текста, заслонять его своей вещественной, зримой - и потому обманчивой ценностью.

...нет завершенности в пребывании Торы возле человека, и нужно делать ограду к Торе, чтобы не отошла Тора от человека, а это [делается] посредством традиции и примет, ибо вещь, у которой есть примета, делается знакомой человеку так, что пребывает в действительности возле него и совершенно ему открыта, - не в потенции к мудрости, а в действительности совершенно. <...> Потому и нужны ему приметы, что посредством их Тора перед ним раскрыта и возле него Тора в действительности, как сказано "вложи ее в уста их". Но не так у людей совершенно пустых, такие вообще не нуждаются в приметах, ибо они таким бесполезны.

"Людям совершенно пустым", т.е. свободным от текста, нечего помнить, стало быть, "приметы", "традиция" таким не нужны. В формуле "традиция - ограда для Торы" Махараль делает ударение на последнем слове. Сначала Тора - потом традиция, ограждающая ее от забывания. Сначала выучить текст - потом понимать его, не забывая при этом, что понимание нужно лишь для памяти. "чтобы не отошла Тора от человека, <...> но пребывала в действительности возле него".

Педагогическое учение Махараля часто сравнивают с идеями естественного воспитания, ненасильственного продвижения от простого к сложному, выдвинутыми чуть позже его земляком Яном Коменским. Однако это сходство грозит обернуться противоположностью. Действительно, Махараль часто говорит о том, что маленький ребенок не способен понять объяснения Тосафот. Но что же он способен учить? Просто тексты Танаха, Мишны и Гемары - без объяснений (или, в крайнем случае, с минимальными объяснениями, не отвлекающими силы учеников от текста). Гирса де-янкута - зубрежка с детства...

Несколько схематично педагогический идеал Махараля может быть сведен к простой формуле: сначала - жизнь для Торы, затем - Тора для жизни.

Сначала - человек должен рассматривать все, что есть у него, как средство для запоминания Торы, лишенное самостоятельной ценности. Потом - вся Тора рассматривается как средство решения жизненных проблем, указания Галахи для действия.

Этот идеал, который мудрецы Талмуда называли изучением Торы во имя ее самой, при всей своей непрактичности обладает одним важным свойством: это - истина. И она, эта истина, противоположна современной практике, в которой изучение Торы стремится стать средством для решения жизненных проблем, а результатом изучения должна быть жизнь, лишенная самостоятельной ценности.

К такому переворачиванию приводит смешение, преждевременная актуализация неоформившейся еще ученической Торы, согласование ее с требованиями жизни, которое приводит к последующему порабощению жизни искалеченной Торой, т.е. к трагическому для них обеих положению. Во времена Махараля таким требованием жизни было обучение пилпулу, высоко ценимому в обществе.

(Наше время выдвигает более разнообразные требования - это и сионистское воспитание, и создание общины, и формирование национальной самоидентификации, и приобщение к религии, и многое другое. Каждое из этих требований, с одной стороны, подталкивает ученика к тексту, раскрывает его перед ним, и, с другой стороны, тут же закрывает, подменяя текст своими идеями и "ценностями". По сути дела, никакая организация, никакая общественная сила не заинтересована в знаниях учеников. И спонсоров, и учителей интересует лишь воспитание, адаптация к той жизни, которую они прочат своим ученикам, и в таком "воспитании" знания являются только средством, и потому оттесняются на второй план.)

Только зрелый интеллект способен быть актуальным. Только зрелая, сознающая свою силу Тора способна подчинится требованиям жизни, отвечать на ее запросы. В этом, кажется, весь критический пафос Махараля.
Махараль и его Голем

Жизнь продолжается, несмотря на всю свою неправоту. Так было во времена Махараля, то же происходит и сейчас. Интеллект все еще не в состоянии совладать с ней, неразумной, и удовлетворить все ее желания, не отказываясь при этом от самого себя.

В чем же практическая ценность учения Махараля из Праги, если воплощение его идеалов оказывается невозможным? Сам Махараль не отделял себя от общины, не противопоставлял себя, как обладателя истины, остальным неразумным евреям. Более того, он был раввином и руководителем общин, а в 1597 г. стал главным раввином Праги. Его книги были напечатаны, они вышли в свет, стали частью жизни, - той самой жизни, из которой они выламывались своими нереалистичными требованиями, своей до сих пор не утоленной болью, своей странной, ни на что не похожей красотой. Как сказала Фрима Гурфинкель: "Собрание его сочинений стоит на полке в каждом интеллигентном доме - ну и что дальше?".

По иронии судьбы Махараль, никогда не увлекавшийся тем, что называют "практической каббалой", стал героем легенды, приписывающей ему создание Голема - искусственного человека, сделанного из глины и оживленного перестановками букв Тайного Имени. Нужные буквы были открыты во сне Махаралю, озабоченному в то время разысканием надежной защиты пражских евреев от нападок соседей-христиан. Этот Голем (которого Махараль назвал Йосефом, а в народе ласково звали Йоселе-голем или Йоселе-немой) был соединением низшей материи - глины и грязи, праха земного - и высшего интеллекта, заключенного в буквах Имени. От него было много пользы общине и немало неприятностей, он обладал большим могуществом и большой глупостью (вероятно: могуществом глины и глупостью интеллекта - или наоборот?) и должен был выполнять повеления лишь самого Махараля, - но его жена тоже пыталась использовать силу Йоселе в своем хозяйстве...

Не отразилось ли в этой легенде народное отношение к самому Махаралю, точнее - к его учению? Он, всегда такой добрый и внимательный, готовый помочь и заступиться за слабого, создал что-то очень важное и поражающее воображение, возможно даже, что в этом - долгожданное избавление наше, и уж он-то, наверное, знал, как этим пользоваться, да вот беда - увлекся чем-то своим, непонятным, забыл обо всем и оставил нас в неведении...

Но сегодня, может быть, нам не вредно вспомнить о его концепциях, так и не востребованных жизнью, - не для того, конечно, чтобы все менять, переделывать и разрушать, нет, - просто так, чтобы знать, что есть еще что-то, кроме системы образования отечественной, израильской и американской, - нечто несуществующее и неосуществимое, но, может быть, единственное, что придает смысл нашим усилиям, одновременно обесценивая их.

И тогда мы увидим, что "обучение еврейским ценностям" есть ни что иное, как указание Галахи из Мишны, и потому не может быть конечной целью еврейского образования, как ни распространено это заблуждение в самых разных кругах. И потому неправ М.Росенак, утверждая:

Когда мудрецы Талмуда постановили, что устная традиция, рапространяющая законы Торы на все случаи жизни, значимее Письменной Торы, они имели в виду, что дух иудаизма заключается именно в обязательном характере всех ценностей Торы.

Живой "дух иудаизма", его интеллектуальное начало (точнее - завершение) заключается, как говорит Махараль, только в Талмуде. Но не будем спешить и рассмотрим концепцию М.Росенака, разработанную во влиятельном Центре им.Мелтона и хорошо отражающую современное состояние умов, чуть более подробно.

Кажется, главной альтернативой преподаванию ценностей автор считает "язык Галахи, являющийся центральным в еврейской традиции и издавна считающийся единственным способом посвящения в еврейскую жизнь". Однако, судя по приведенным в книге примерам этого "языка", термин "Галаха" означает вовсе не Талмуд (так его понимали мудрецы Талмуда), но - алаха псука, т.е. Мишна. Поэтому широко распространенное убеждение, "что теологически обучение Галахе является самым правильным подходом", явлется ошибочным. И дело не только в том, что, как справедливо замечает автор, "преподавание того, что теологически верно, но в данных обстоятельствах ученикам совершенно чуждо, вообще нельзя считать преподаванием". Дело еще и в том, что это неверно именно "теологически" - по крайней мере, с точки зрения Махараля.

Более того, с той же самой точки зрения преподавание "ценностей" ничем не отличается от преподавания Галахи - образы мысли, равно как и образы действия являются в лучшем случае Мишной86, а скорее - "приметами" и "традицией", которые, как известно, не нужны "людям совершенно пустым", т.е. незнакомым с текстами, для которых эти "приметы" и "традиции" должны служить оградой. Хотелось бы верить, что даже при таком преподавании ученики все же столкнутся с текстами и запомнят пасук - другой.

Чему же мы в действительности учим своих учеников? По моим наблюдениям, подавляющее большинство учителей "традиции" сознательно преподают Мишну, т.е. в лучшем случае - свое, но чаще - чужое понимание... чего? В лучшем случае - текстов, но чаще - просто жизни. Более того, такое положение дел осознается как правильное, отвечающее "духу иудаизма". Ну как же, ведь Танах - это не просто литература, это - святая Книга, и потому детям лучше не читать ее вовсе, чем читать с идеологически невыдержанной позиции...

Урезанное до невозможности, как-то подспудно, что ли, изучаемое Писание, однобокая чужая Мишна, - но это еще пол-беды. Хуже обстоит дело с Талмудом. Его нельзя выучить, это явление принципиально устное, но он воспринимается учеником непосредственно от учителя. Способ, каким учитель соотносится со своей Мишной, то, как он увязывает ее с окружающей жизнью и с Писанием, - это и есть Талмуд, который он преподает. При отсутствии зрелого интеллекта, способного совладать с Мишной и вступить в прямой равноправный диалог с жизнью и Писанием, все варианты Талмуда располагаются между двумя полюсами.

Первый - это полное слияние учителя со своей Мишной, позволяющее ему с совершенно искренней жестокостью отрицать все не укладывающиеся в его Мишну явления жизни и Писания, в том числе - свою "прошлую жизнь" и нынешний мир своих учеников.

Второй полюс - это полное порабощение, чисто внешнее подчинение Мишне, так и не ставшей своей, раздвоенное сознание учителя, вынужденного обстоятельствами жизни преподавать то, к чему он сам равнодушен, то, что он не понимает и не принимает, и держать фигу в кармане, находя в этом странное удовольствие.

Неудивительно, что, сталкиваясь с такими вариантами Талмуда, ученики перенимают прежде всего - цинизм, в чем бы он ни проявлялся: в принятии ли учительской Мишны или в огульном отрицании и его Мишны и, самое печальное, не его Писания.

Нет ничего плохого в том, что учитель преподает Мишну, - на то он и учитель, рав, чтобы иметь свой собственный взгляд на вещи. Только нашим ученикам нужен пока не рав, а меламед, заставляющий их заучивать Хумаш. В прежние времена считалось, что меламед не должен быть большим мудрецом, - умел бы только читать. Может быть, в начальной школе это и сейчас возможно - просто читать с детьми Тору? Все-таки: бен хамеш ле-микра...

Но если уж дети подросли, им не обойтись без рава и без Мишны. Они вынуждены учить все сразу - Писание в интерпретации учителя, т.е. вместе с его Мишной. Какой же - в идеале - должна быть эта Мишна?

В народе Израиля Мишна никогда не была совершенно единой, но сейчас ее разнообразие просто немыслимо. Какую же выбрать, какая из них более правильная, более еврейская? Да никакая. Мишну не выбирают - она есть. Не существует правильной еврейской одежды, правильных еврейских танцев, правильного еврейского образа жизни. Есть, конечно, Галаха и заповеди - но это относится уже к Талмуду, а мы пока говорим о Мишне. И потому образ жизни и образ мысли русских евреев ничуть не менее еврейский, чем у обитателей Меа Шаарим, существенным различием является здесь только одно - знание текстов. Нет нужды перенимать чужую Мишну, ее вообще не нужно перенимать, воспроизводить, тиражировать. Нужно просто искать в ней заповедь, т.е. заниматься Талмудом.

К Торе можно прийти с любого места, и любая Мишна одинаково далека от Торы. Чужаку, стоящему на одной ноге, Гиллель сказал его же собственную Мишну, изречение греческого мудреца: "чего не хочешь себе, не делай другому - в этом вся Тора", а потом добавил: зиль гмор, т.е. иди и займись Талмудом. Только Талмуд вправе изменять уже имеющуюся Мишну, и только он может ее утвердить, доказать ее истинно еврейскую природу.

Но для занятий Талмудом нам понадобились бы все другие Мишны, в каждой из которых запечатлен свой образ Торы. И, возможно, нам удалось бы обнаружить их единство за внешне непримиримыми противоречиями расколотого еврейского мира, и сказать, нисколько не кривя душой: элу ве-элу диврей Элоким хаим, - и то и другое слова Бога живого. Для этого и нужен-то только взгляд со стороны - но не равнодушный и невежественный, а заинтересованный и понимающий. Но обязательно - со стороны, со своей особой точки, находящейся вне остального еврейского мира.

Конечно, это утопия, я не спорю. Мы по-прежнему не можем толком выучить своих детей, и Мишна предписывается спонсорами, а не выбирается нами. Но, по крайней мере, это особое положение - вне еврейского мира - у нас уже есть.

И еще нечто есть у русских евреев. Это - особое отношение к литературе, воспринятое от русской интеллигенции. Очень уж это отношение напоминает Талмуд в трактовке Махараля - такое же странное опрокидывание максимально отделенного от материи интеллекта непосредственно в практическую жизнь, осмысление жизни через книгу и осмысление книги через жизнь. Может быть, это тот самый Талмуд, потерянный евреями еще в XVI веке, и нам не хватает лишь Писания? Но это "лишь" остается для нас неразрешимой проблемой: как изучать Писание, не потеряв при этом себя, свою особую Мишну и свой настроенный на русскую литературу Талмуд? Как доказать ученикам, их родителям, учителям, наконец, необходимость изучения Писания, оставаясь при этом в рамках существующей школьной и культурной традиции, не прибегая к предательской помощи какой-нибудь жестоковыйной Мишны, уничтожающей наш Талмуд?

Конечно, это невозможно. И "все больше у нас пробелов в Торе, и так доколе не придет учитель наш праведный, и отведет глупость сердец наших, и чудеса Торы своей нам явит. Амен, да будет на то воля Его - вскоре, в наши дни! Амен." 


Что можно узнать о евреях из лучших еврейских шуток и анекдотов.
 Раввин Иосиф Телушкин.

Выражение признательности

Многие друзья и коллеги внимательно прочли эту книгу и внесли предложения, существенно улучшившие рукопись. Я особо признателен Вильяму Новаку, который в соавторстве с Моше Валдоксом издал «Большую книгу еврейского юмора». Как-то мне любезно позвонил Вильям и сказал, что слышал о моей работе над книгой по еврейскому юмору. Поскольку это было его излюбленной темой, он изъявил желание взглянуть на нее. Я был польщен его интересом и приятно удивлен, когда Новак после внимательного прочтения прислал мне восемь страниц своих предложений. Обладая чутьем истинного остряка, он предложил несколько вариантов иной подачи некоторого материала, в результате чего шутки стали значительно крепче. Вильям внес также несколько очень полезных редакторских предложений.
Профессор Рювен Кимелман, известный знаток Талмуда и еврейской истории, прочел рукопись полностью, и особенно помог в оформлении главы о еврейских шутках на тему деловой этики. В процессе работы он содействовал тому, что я смог избавиться от некоторых чреватых излишних обобщений, за что я ему глубоко признателен.
Помимо прочтения рукописи и внесения ряда полезных предложений, Рабби Як Ример прислал мне ценный, но, увы, до сих пор не опубликованный очерк о еврейском юморе, написанный им около двадцати лет назад.
Мой хороший друг Рабби Як Уолкер, знающий больше еврейских и нееврейских анекдотов, чем кто-либо из тех кто мне знаком, не только поделился знаниями, внимательно прочитав книгу, но и провел со мной несколько часов в своем бруклинском доме, спонтанно выдавая шутки на каждую из рассматриваемых тем, многие из которых не могли не попасть в эту книгу.
Мой друг и сосед Рабби Михаэль Палей внимательно прочел рукопись, что оказалось весьма полезным. где-то оспаривая, где-то поддерживая мои доводы, он рассказывал некоторые замечательные анекдоты, которые я никогда раньше не слышал.
Моя жена Двора Менаше Телушкина отложила написание своей работы, чтобы построчно отредактировать рукопись. Она вынудила меня прояснить некоторые неясные моменты и переписать целый ряд шуток, которые я слышал от нее и исказил в ранних вариантах рукописи.
Я с большой радостью хочу выразить свою признательность скрупулезной редакторской помощи Давида Сцони. Это уже моя вторая книга, которую редактирует Давид Сцони (первой была «Еврейская грамотность»). Он внес тысячи (это не опечатка) предложений, большая часть которых была мною принята. Что еще я могу сказать? Мне доставляет удовольствие поблагодарить моего хорошего друга и агента Ричарда Пайна, который обладает необычайным сочетанием деловой хватки, литературной чувствительности и истинной пристойности.
В издательстве William Morrow мне посчастливилось встретить редактора Элизу Петрини, ставшую моим близким другом. Ее критические замечания в адрес моей первой черновой рукописи были столь ценны и бесспорны, что вынудили меня переписать значительную ее часть. Слава Богу. Со времени выхода в свет «Еврейской грамотности», я познакомился с другими сотрудниками William Morrow, которые великодушно оказали мне значительную поддержку. Среди них Скип Дай, Лиза Куин, Мишель Корало и Соня Гринбаум.
В ходе написания этой книги я часто вспоминал о человеке, от которого впервые услышал конкретную шутку. Зная, что всех я не помню, все же хочу поблагодарить раввинов Ирвинга гринберга, Эфраима Бучвальда, Леонида Фельдмана, Леви Вэйман-Келмана, Нормана Ллама, Ханох Теллера, Джоэл Воловелски, Самуэля Дрэснера, Луиса Якобса и Пинхаса Пели (светлая ему память), а также судью Николаса Фигуероа, профессора Якоба Милгрома, Др. Стэнли Розенфельда, профессора Чарльза Лебмана, Др. Говарда Сигеля, Илана Езрачи, Джона Сило, Даниэла Тауба и Рута Вита. Мне бы также хотелось поблагодарить Беверли Возника.
Наконец, что, вероятно, наиболее важно: я вырос в доме, где звучали и ценились еврейские шутки. Мой отец Соломон Телушкин, светлая ему память, в общем-то, не был шутником, но моя мать Хелен Телушкина оставалась заметной рассказчицей. Действительно, мой отец часто заявлял, с известной долей преувеличения, что ради хорошей строки моя мать разнесет весь мир. Мама от души смеялась над шутками и создавала необходимую обстановку для любого подающего надежды шутника. Один из самых дорогих людей в моей жизни, мой дядя Берни Ресник, светлая ему память, тоже любил еврейские шутки и прибегал к ним уместно и часто.
И, наконец, я дошел до трех человек, которые наполнили мою жизнь смехом, - именно им я посвятил эту книгу.

Введение 

Что еврейского в еврейском юморе?
Когда человек попросил Рабби Гиллеля (жившего в I веке), который обращал его в веру, выразить суть иудаизма, стоя на одной ноге, тот ответил: «Не делай ближнему того, что противно тебе. Остальное - комментарии. А теперь иди и учись». Спустя около двух тысяч лет, израильский Рабби Шломо Лоринц передал ответ Гиллеля американскому экономисту Милтону Фридману, который тогда был консультантом правительства Израиля, и спросил, может ли тот выразить всю экономику одним предложением». Могу, - ответил Фридман. - Бесплатных обедов не бывает».
Можно ли выразить суть еврейского юмора одним предложением? Боюсь, что нет. Как можно вместить в одно предложение шутки о еврейских матерях, безрассудных и грубых израильских водителях и антисемитах? Надеюсь, мне удастся показать, что еврейский юмор раскрывает о евреях великое множество истин, но не одну главную истину. Действительно, 150 лет еврейских анекдотов и 2000 лет фольклора и острот обладают поразительной способностью выражать те истины, которые обычно упускаются в социологических и иных академических исследованиях.
Предупреждение: изучение евреев на основе исключительно юмора и фольклора не сможет показать некоторые очень важные стороны их жизни. В этой книге нет ничего, что отражало бы иудейское понимание всесилия Бога, того, почему евреи верят в свою богоизбранность, или отношение иудеев к контролю за рождаемостью. Я бы с радостью включил эти темы, если бы нашел шутки, к ним относящиеся, но обнаружить этого мне не удалось.
Есть множество других тем, которые стали предметом шуток, но не очень забавных. Всякий, кто когда-либо внимательно прочитывал книгу, полную анекдотов, быстро понимал, что очень много не означает очень смешно, и потому еще на раннем этапе своей работы я решил, что для моих читателей будет тяжким наказанием (пусть и весьма необычным), если я включу весь этот материал только ради того, чтобы был повод что-то сказать о шутках на данную тему.
Могу порадовать тем, что большинство важных вопросов, над которыми, часто всепоглощающе, задумываются евреи, нашли свое отражение в еврейском юморе.
Хотите знать, какова реакция евреев на обвинения со стороны антисемитов в том, что евреи контролируют правительства различных государств и господствуют в мире финансов? Пожалуйста, есть шутки на эту тему (см. гл. 5).
Приводит ли озабоченность евреев финансовым благополучием своим и своих детей - к искажению их ценностей? Этот важный вопрос рассматривался во многих религиозных трудах, но есть также и шутки по этому поводу, особенно забавная и проницательная приведена в первой главе.
Правда ли, что евреи, плод культуры, не расположенной к физическому насилию, несоразмерно склонны к вербальной свирепости и воинственности? Как вы считаете? На эту тему есть шутка, да и не одна (см. гл.4, «Еврейские гражданские войны»). Есть также шутки о евреях, которые ассимилировались или приняли христианство.
Что делает шутку еврейской? Очевидно, она должна иметь отношение к евреям, но что более важно - она должна выражать то, как евреи воспринимают мир и себя в нем. Просто дать действующим лицам еврейские имена или приписать шутке еврейские качества - это не способ создания еврейских шуток.
Еврейское восприятие, тем не менее, связано именно с теми предметами и ценностями, которые привлекают среди евреев беспрецедентное внимание. антисемитизм, финансовый успех, вербальная агрессия и ассимиляция играют существенную роль в жизни евреев. Например, антисемитизм является одной из тех тем, которые фактически объединяют всех евреев. Борьбой и разоблачением антисемитизма занимается большое количество организаций американских евреев. Значительно более крупные этнические группы - американские ирландцы и итальянцы - чувствуют себя в гораздо большей безопасности, чем евреи, и потому у них гораздо меньше «защитных» организаций.
В жизни евреев профессиональный успех имеет огромное значение и всячески поощряется. Поэтому не случайно, что евреи живут достаточно богато в любом обществе, где они пользуются равными правами с коренным населением.
Евреи широко известны своей словесной воинственностью и агрессивностью. «Избавь меня от рук неевреев и еврейских языков», - гласит на идише поговорка, распространенная в Восточной Европе в XIX веке. Избитая фраза американских евреев: «Три еврея, три мнения» (в другом варианте - «четыре мнения», если один из евреев окажется шизофреником). Когда другие аргументы не действуют, члены израильского Кнессета (парламента) могут прибегнуть к обвинению своих оппонентов в приверженности воззрениям, «сходным с нацистскими», и схожая несдержанность в выражениях часто отравляет жизнь американских евреев.
Есть еще ассимиляция, которую евреи в относительно терпимой Америке склонны рассматривать в качестве наибольшей угрозы своему выживанию как представителей самобытного этноса. Учитывая, что количество смешанных браков сейчас доходит, а то и превышает 50 %, бесчисленные лидеры общин, академики и другие активные участники еврейской общественно-политической жизни предупреждают американских евреев об опасности «растворения» в остальной массе населения.
Евреи испытывают беспокойство относительно всех этих тем, и один из типичных способов, которым они, как и большинство других людей, справляются со своей озабоченностью и опасениями - посмеяться над этим.
Все, над чем можно посмеяться, сразу же начинает восприниматься менее угрожающим. Чем большие опасения вызывает определенный предмет, тем больше о нем появится шуток. Например, поскольку сегодня в Америке большинство евреев чувствуют себя достаточно комфортно среди своих соседей-неевреев, появляется относительно мало шуток, связанных с антисемитизмом. Но взгляните на сборники еврейских анекдотов пятидесятилетней-шестидесятилетней давности, когда евреи в этой стране были в гораздо меньшей безопасности, и там вы найдете массу шуток, высмеивающих евреененавистников. Однако среди евреев, живущих в России, где антисемитизм все еще распространен достаточно широко, подобные шутки более распространены и продолжают появляться до сих пор (см. гл. 5, «Запретный смех»).
Другие шутки не имеют ничего общего с тем, что вызывает беспокойство евреев, но отражают определенные принципы, по которым работает ум еврея. Шутки, связанные с логикой и аргументацией, возникают непосредственно из переживания и находчивости евреев, так же как и те шутки, что касаются ассимиляции и вербальной агрессии.
Талмуд, один из краеугольных трудов иудаизма (другой - это, разумеется, Библия), очень часто требует нахождения логического решения в кажущихся неразрешимыми правовых и ритуальных вопросах. Наиболее широко изучаемый из его шестидесяти трех трактатов, Бава Меция, начинается с правовой головоломки.
Два человека приходят в суд, схватившись за одеяние. Каждый утверждает, что нашел его первым. Понятно, что никаких свидетелей этому нет. Тому, чтобы найти логический выход для определения законного владельца, посвящено несколько страниц Талмуда, и многие студенты ешивы тратят на это десятки часов.
Вряд ли существует какая-либо другая культура, где так много людей занимаются столь замысловатыми правовыми вопросами. Вполне естественно, что пародии на дебаты, связанные с Талмудом, уже давно стали частью еврейского юмора.
Мужчину, которого застали с женой другого, привели к раввину.
- Вы презренный человек, - говорит ему раввин.
- Рабби, вы что, осуждаете меня прежде, чем дадите мне возможность доказать вам свою невиновность? Надеюсь, вы признаете, что я имею право иметь интимные отношения со своей женой?
- Безусловно.
- И вы допускаете, что человеку, обвинившему меня, позволительно иметь интимные отношения со своей женой?
- Само собой. Что за вопрос?!
- а может ли тот человек иметь интимные отношения с моей женой?
- Это отвратительно. Конечно - нет.
- Хорошо, Рабби, тогда все вполне логично. Вы сами признали, что мне позволительно иметь интимные отношения с той женщиной, с которой непозволительно человеку, обвинившему меня. Но в таком случае у меня есть еще больше оснований иметь интимные отношения с той женщиной, с которой это позволительно даже ему.
Внутрисемейные отношения также занимают одну из центральных ролей в жизни евреев. И хотя семья важна в любом обществе, похоже, что евреи говорят об этом больше, чем представители других групп. Вот почему выражение «настоящая еврейская мать» стало означать чрезвычайно заботливую и беспокойную мать в любой этической или религиозной среде. Писатель-романист Герберт Голд как-то заметил, что когда говорят «семья», само собой напрашивается добавить: «еврейская», так же как при слове «рак» автоматически вылетает: «легких». Конечно, нельзя сказать, что описанные мной характерные черты относятся только к евреям. Если бы это было так, то еврейские шутки были бы малопривлекательными для неевреев. Однако тот факт, что евреи уже давно занимают видное положение в американских комедиях - за последние сорок лет около 80 % ведущих комедийных актеров страны были евреями, - позволяет предположить, что еврейский юмор притягивает многих. При том, что все созвездие характерных черт евреев, описанных в этой книге, невозможно найти ни в одной другой группе (или в каком-то одном еврее), многие неевреи также разделяют одну или несколько навязчивых еврейских идей. Спросите американского итальянца: разве интенсивность отношений в еврейской семье выше, чем в итальянской? Нельзя также однозначно сказать, что евреи удерживают монополию в острословии, спорах и разногласиях. В самом деле, некоторые шутки, которые считаются еврейской классикой, имеют досадное обыкновение появляться в сборниках юмора других народов. Я был поражен, обнаружив в издании «Валлийские шутки» профессора Кристи Дэвиса следующую историю, чьи различные варианты появляются практически во всех основных сборниках еврейского юмора:
Валлиец (уроженец Уэльса, Великобритания. - Примеч. пер.) после кораблекрушения попадает на необитаемый остров. Когда его, по прошествии пяти лет подобрало проходившее мимо судно, экипаж был поражен, увидев, что весь остров оказался застроен замечательными строениями, которые возвел валлиец. С гордостью валлийский Робинзон Крузо провел капитана корабля по острову, показывая ему свой дом, мастерскую, электростанцию и пару часовен.
- Но зачем вам вторая часовня? - спросил капитан.
- Эта? - заметил валлиец. - Так я в нее не хожу.
Профессор Дэвис, который представил эту историю в качестве типичного примера валлийского юмора, признает, что эта история распространена и в том варианте, где главный герой - еврей. Но это совсем не означает, что в данной шутке можно использовать представителя любой национальности. Если в этой ситуации потерпевшим кораблекрушение окажется швед, итальянец или ирландец, замечает Дэвис, то это будет мало похоже на правду, поскольку шутка основана на том факте, что в иудаизме и валлийском нонконформистском протестантстве община не находится под контролем единого общепризнанного духовного лидера, вроде Папы Римского. В этих группах люди более склонны брать на себя функцию принятия решений о своих религиозных убеждениях и порядках, нежели подчиняться религиозным толкованиям и правилам, установленных другими.
Несмотря на то что суть шутки и ее концовка в еврейском и валлийском вариантах фактически одинакова, есть одно существенное отличие. В большинстве еврейских трактовок в тот момент, когда человека спасают, все, что он возвел за то время, пока жил на острове, - это хижина и две синагоги («в одной я молюсь, а в другую не ступаю ни ногой»). Я слышал эту шутку десятки раз и ни разу не слышал, чтобы еврей, попавший на необитаемый остров, построил там себе мастерскую или электростанцию. Если бы там появились такие детали, то шутка потеряла бы свое правдоподобие, поскольку, согласно еврейским представлениям о себе, еврей может быть юристом, врачом, экономистом или предпринимателем, но никак не Робинзоном Крузо.
И при этом поведение валлийца соответствует именно тому, что евреи ожидают от неевреев. Джеки Масон говорит, что когда ломается машина нееврея, «через пару секунд он уже будет под машиной или над ней... Он сделает из нее самолет, и улетит». Но когда ломается машина еврея, всегда происходит одна и та же картина: «Она не едет». Муж говорит: «Не знаю, что случилось. Вероятно, что-то в капоте».
«[Жена] говорит: "а где капот?"»
«[На что муж отвечает]: "Не помню"».
В шутке Масона есть как острота национального юмора, так и опасность создания негативного стереотипа. Наиболее популярной частью его продолжительного бродвейского шоу «мир по-моему» было развитие темы «отличий» евреев от неевреев: евреи честолюбивы, а неевреи работяги, евреи занимаются предпринимательством или работают в какой-то профессии, а неевреи заняты физическим трудом («Вы когда-нибудь видели [строителя], кричащего с крыши: "Благословен Песах!"» (еврейский праздник. - Примеч. пер.), евреи много едят, а неевреи много пьют спиртного.
Несмотря на то что юмор Джеки Масона вызывал гораздо больше смеха, чем нападок, стандартные стереотипы, которые присущи большей части этнического юмора, могут стать причиной для беспокойства. гораздо чаще, чем готовы признать большинство шутников, появляются некоторые неприязненные стереотипы, которые наносят реальный вред той этнической группе, которая является объектом шуток. Неумолимое изображение поляков в «польских шутках» как идиотов привело к тому, что многие стали именно так их и воспринимать, а также к тому, как смотрят на себя некоторые американские поляки. (Представьте, что этническая группа, к которой вы относитесь, стала синонимом слова «глупый».) При этом исследование 1975 года показало, что американские поляки являются третьей самой богатой этнической группой в США после евреев и японцев. Из-за всех этих негативных стереотипов о поляках многие американцы склонны относиться к ним как к людям, не проявляющим всех своих возможностей.
Неиссякаемый поток «JAP-шуток» (от английского сокращения JAP - еврейско-американская принцесса. - Примеч. пер.), в которых все еврейки изображаются меркантильными, раздражительными и сексуально холодными, нанес немалый вред образу еврейских женщин. На самом деле достаточно многие еврейские мужчины оправдывают свое предпочтение нееврейкам при выборе спутниц, заявляя, что еврейские женщины чрезмерно эгоистичны, холодны и помешаны на приобретении собственности.
Еще большее беспокойство вызывает тот факт, что собирательный образ еврейских женщин, насаждаемый JAP-шутками, был использован для оправдания человека, убившего еврейку. В 1982 году судом города Феникса, штат Аризона, в составе которого все были неевреи, было рассмотрено дело Стивена Стейнберга, убившего свою жену Елану. В ходе судебного процесса для описания еврейской женщины, которая меркантильна, фригидна и ворчлива, неоднократно использовался термин «JAP» с целью показать, что Елана Стейнберг была именно таким человеком. «JAP-защита» была столь успешной, что Стейнберга оправдали и дали ему возможность унаследовать всю собственность жены. «Этого человека следовало бы не судить, а наградить медалью», - сказал один из судей репортерам.
В недавние годы реальный негативизм неимоверного засилья этнического юмора и того враждебного отношения, которое он вызывает у людей, привели к тому, что многие комики стали отказываться от подобных тем. Как и следовало ожидать, на эту тему появилась еврейская шутка:
Голд рассказывает другу историю: «Собрались как-то раз Коэн и Левин...»
«Коэн и Левин, Коэн и Левин, - гневно прервал его друг. - Почему все твои шутки - о евреях? Почему бы тебе не рассказать разок о китайцах?»
Голд был озадачен. «Ты прав, - сказал он. - Собрались как-то раз Су Лун Му и Мао Дзу Ну пойти к племяннику Су Лун Му, которого звали Бар Мицва...»
На самом деле вопрос значительно глубже и сложнее, чем шутки о Бар Мицве, обрезании, и поедании свинины. Вопрос в том, можно ли рассказывать шутки о каких-то этнических группах, не дегуманизируя объект этих шуток? Возьмите любой сборник этнических анекдотов, и вы увидите, что многие клеймят итальянцев как мафиози, ирландцев - как алкоголиков, британцев - как скованных и эксцентричных, а евреев - как чрезвычайно пронырливых в деловых операциях. И хотя все мы можем согласиться с тем, что создавать стереотипы о каких-то народах неправильно, верно и то, что оскорбительные этнические анекдоты зачастую вовсе не безосновательно направлены на определенную жертву, поскольку во многих случаях есть реальное основание для приписывания различным этническим группам определенных пороков. На самом деле именно это и делает такие шутки легко узнаваемыми и смешными. Если ирландцы рассказывают много забавных историй об алкоголизме - в сборниках ирландского юмора треть (а то и больше) шуток обязательно будет связана с выпивкой - то потому, что, как заключают Натан Глазер и Даниэл Мойнихан в своем классическом исследовании этнических культур Америки «За пределами плавильного котла»: «Преобладающим социальным явлением в ирландских общинах является то, что многие хорошие люди разрушают себя выпивкой». Эти шутки продолжают рассказывать, поскольку проблема сохраняется, даже при восходящей мобильности американских ирландцев. «В некотором отношении, - пишут Глазер и Мойнихан, - ситуация сейчас даже хуже, чем была раньше, ведь портовый грузчик может пить и работать, а юрист, врач, член законодательного органа - нет».
Те, кто выступает против шуток на национальные темы, хотят убедить окружающих в том, что весь этот жанр как таковой является полным вздором, что алкоголики, неврастеники, крайне чувствительные люди и темные личности есть примерно в равной степени в каждой этнической группе. При всей своей кажущейся терпимости это предположение неразумно, поскольку из него следует, что история и культура этноса никак не отражается на его представителях. Но ведь вполне очевидно, что все это оказывает свое влияние. То, что делает евреев евреями, это их религия и историческое наследие, сформировавшие их ценности и сильно повлиявшие на их мировоззрение.
Частью этой религиозной культуры является склонность к самокритике. Библейские пророки неоднократно осуждали своих собратьев-евреев за нравственные упущения, и евреи реагировали не ненавистью к пророкам, а канонизацией их слов и включением их в свои Священные Писания. Эта традиция передалась и еврейскому юмору, причем настолько, что Зигмунд Фрейд в своем новаторском труде «анекдоты и их связь с бессознательным» заявляет, что шутки, содержащие самокритику, являются одной из отличительных черт еврейского юмора. Фрейд настаивает, что самокритичные шутки евреев и то, что говорят о них (евреях) антисемиты, совершенно отличны. Последние не признают за евреями никаких достоинств и зачастую фактически лишают их всякой человечности. Только люди, крайне враждебно настроенные по отношению к евреям, могут рассказывать «шутки» вроде следующей: «Сколько евреев уместится в Фольксвагене?» «506. 6 на сиденьях, и 500 в пепельнице».
Однако это не означает, что шутят об ужасных событиях в истории евреев только антисемиты. Во времена гитлера до того, как ввели душегубки, германские евреи рассказывали о двух евреях, встретившихся в Кельне: «Могу я попросить немного папиросной бумаги?» - спрашивает один другого. «Простите, - отвечает второй, - но в ту, что у меня была, я уже завернул свою порцию мяса».
Проблема, с которой сталкивается рассказчик шуток на этнические темы заключается в том, чтобы четко соблюсти ту грань, что отличает проницательный, пусть даже едкий, юмор от так называемых шуток, которые фактически служат предлогом для выражения враждебности и предвзятости.
И хотя мне еще предстоит вывести четкую формулировку, отличающую приемлемый юмор на этническую тему от неприемлемого, приведенные ниже четыре руководящих установки помогут рассказчикам этнических шуток избежать разбитых носов и разорванных дружеских отношений:
1. Хотели бы вы рассказать эту шутку представителю той этнической группы, которую она высмеивает? Если нет, то почему?
2. Если представитель той группы, о которой идет речь в шутке, не находит ее столь же или даже более смешной, чем другие люди, то, возможно, она несет в себе недоброжелательность и ее не стоило рассказывать.
3. Чем более колка история в конце, тем более предусмотрительны должны быть те, кто не относится к данной этнической группе, прежде чем решат ее рассказать. В прошлом негритянский комик Дик Грегори рассказал, как его сын говорил ему, что больше не верит в Санта Клауса: «Не думаю, чтобы у какого-то белого хватило духу заявиться в наши окрестности после полуночи». Если бы эту шутку рассказал белый комик, то это бы уже вышло за рамки хорошего вкуса.
4. Наконец, если шутки преподносят членов этнической группы не как личностей, а только как типичных представителей (как в польских шутках или JAP-шутках), то они становятся оскорбительными.
Заключительное покаяние. Заявив ранее, что ни одно заявление не может суммировать еврейский юмор, я хочу привести здесь три шутки - одну европейскую, одну американскую и одну израильскую, очень четко показывающие противоречия и беспокойства, которые с давних пор характерны для многих евреев.
В 20-х годах ХХ века один еврей ездил из небольшого польского местечка, где проживали евреи, в Варшаву. По возвращении он рассказывал друзьям о тех удивительных вещах, которые ему довелось увидеть:
«Я встретил еврея, который вырос в ешиве и знает наизусть большие отрывки из Талмуда, и еврея-атеиста. Я встретил еврея, который владеет крупным магазином одежды, где работает много людей, и еврея, который оказался яростным коммунистом».
«Ну и что в этом удивительного? - спросил его друг. - Варшава - это большой город. Там должен быть миллион евреев».
«Ты не понял, - ответил первый - это был один и тот же еврей».
Шутка «еврей в Варшаве» напрямую обнажает те разногласия, что разрывают души многих евреев. Например, лидеры чрезвычайно ортодоксального движения Любавич давно заметили, что значительная часть их благодетелей - совершенно нерелигиозные евреи. В том, что касается политических воззрений американского еврейства, то говорят, что «евреи зарабатывают деньги как члены епископальной церкви, а голосуют как пуэрториканцы».
Другое мнение о душе еврея.
- Что такое еврейская телеграмма?
- Там написано: «Отправил письмо. Начинай волноваться».
И, наконец, моя любимая история.
Компания пожилых пенсионеров каждый день собирается в одном из кафе Тель-Авива. Они пьют кофе и часами обсуждают ситуацию в мире. Рисуя положение дел, своими разговорами они часто приводят в уныние. Как-то раз один из них заставил остальных вздрогнуть своим заявлением: «Знаете, а я - оптимист!»
Другие были сперва поражены, но потом один из них заметил нечто подозрительное: «Постой-ка, если ты оптимист, то почему ты выглядишь столь обеспокоенным?»
«А вы думаете, это так просто - быть оптимистом?»
«Сокрушающийся оптимист» задевает за живое в большинстве примеров еврейского юмора. Настаивая, что мир движется к совершенству и что в будущем наступят дни Мессии, иудаизм воодушевляет евреев быть оптимистами. Но история евреев с ее трагическими страницами Крестовых походов, изгнаний, погромов и Холокоста склоняет их к пессимизму. Поэтому, будучи евреями, мы - оптимисты с обеспокоенным лицом


  Шутка недели...    

«Дорогая Сара Моисеевна! Телеграмму о Вашем приезде получили. Ждем. В остальном же у нас все хорошо. Любящий Вас зять».

- У нас с мужем завтра День примирения и согласия, - рассказывает Роза. 
- Это как? 
- Едем в магазин. Я примеряю, он соглашается! 

Гроссмейстер Ефим Геллер был родом из Одессы. Однажды он не слишком удачно выступил на каком-то турнире, и местный обкомовский деятель, отвечавший за физкультуру и спорт, стал его распекать: «Смотрите, вот, например, Ботвинник уже сколько лет остается экс-чемпионом мира. Берите с него пример!»

Hа стройке русский и еврей носят кирпичи. Еврея спрашивают: - Почему русский носит по шесть кирпичей, а ты по одному. - Так русский ленивый. - :-? - Ему лень лишний раз сходить.

Один еврей в одессе подходит к другому еврею (извозчику) и просит подвезти на Дерибасовскую. - Садись Проехали метров 20. Извозчик говорит: "Слезай." - Зачем ? - спрашивает тот. - Видишь дорога круто вверх пошла. Надо поддержать повозку. Вдруг лошадь не выдержит. Выехали на гору, пассажир только садиться, извозчик говорит: "Слезай." - Зачем ? - спрашивает тот. - Видишь дорога круто вниз пошла. Надо придержать повозку. Вдруг лошадь не выдержит. Спустились вниз, пассажир только садиться, извозчик говорит: "Слезай." - Зачем ? - спрашивает тот. - Приехали, вот твоя Дерибасовская. - Послушай, я понимаю, зачем я тебя брал. Я хотел доехать. Понимаю, зачем ты меня брал. Ты хотел заработать. Но зачем мы брали лошадь ?...

В человеке всё связано, - рассуждал реб Вайнтруб. - Сердце с животом, уши с глазами, ноги с горлом... - Как же связаны ноги с горлом?
- Очень просто: промочишь ноги - болит горло, промочишь горло - заплетаются ноги.