Parshas Mishpatim
Когда-то спросили Гилеля: как выразить сущность Торы да так коротко, чтобы за время объяснения не сойти с одной ноги. И Гилель ответил: "Что не желаешь себе, не делай ближнему. В этом вся Тора - остальное комментарии". Как же так, можно спросить, ведь в Торе наряду с "гражданскими" законами есть и не мало "религиозных"? Но в том и целостность Учения, что для него в конечном счете большой разницы между ними нет. Всякое преступление против сотворенного однажды человека есть по сути преступление и против его вечного Создателя. И наоборот, отвергая Творца, человек приходит к преступлению против людей, а в конце концов против и самого себя. "Чисто ритуальные" на первый взгляд мицвы учат, как вести себя по отношению к ближнему, а заповеди и правила, взятые из "гражданского кодекса" только тогда действенны, когда откровенно обращены к душе человека, его миссии и цели в жизни. И вовсе не тайна, что там, где люди "живут по-божеским законам", там и бед меньше и болеют реже.
Мы прекрасно понимаем, что человечество еще не прошло весь свой путь от формулы "мое - это мое, твое - это тоже мое" к согласию и взаимопомощи. Насилие, посягательство на собственность и жизнь другого человека, варварство целых государств и толп спортивных фанатов, примитивизм бытовых импульсов, все это присутствует в нашем мире. И все-таки невозможно отрицать прогрессивное влияние на все человеческое общество законов Торы, заложивших фундамент для социально справедливого и гармоничного существования между людьми. Ирония в том, что эти "религиозные" и "гражданские" законы, став в силу исторических причин достоянием всего человечества, сейчас рассматриваются чуть ли не как "естественные", а значит и не очень-то "еврейские". Затянувшаяся эпоха злокозненности и безответственного поведения постепенно, но к сожалению, не всегда последовательно, уступает эпохе, когда народы "перекуют мечи на орала", а взаимопомощь и взаимное уважение возьмут верх над озлобленностью и враждой. Быть пассивным рабом обстоятельств или партнером Всевышнего в это время - выбор каждого отдельного человека. Но и самому хмурому скептику что-то подсказывает приближение мира Машиаха. Человечество встанет на обе ноги. И обе ноги будут наши.
Желаем Вам Шаббат Шалом!
Рабби Исроэль и Хеня Карпиловский
Отрывки из бесед Ребе:
Разум, хотя и может заставить человека соблюдать законы, но не способен привести его к Б-гу. В этом и заключается разница между просто разумным действием и выполнением заповеди (мицвы). «Мицва» означает «связь»: она соединяет человека с Б-гом. Говоря о Б-жественных установлениях и законах, Тора сообщает еврею: «Он будет жить в соответствии с ними». Если человек использует все аспекты жизни - действия, эмоции, разум и духовные силы - для соблюдения заповедей (мицвот), потому что они были даны на Синае, он воссоздаст Синай: встречу человека и Всевышнего.
Недельная Глава - Мишпатим:
«Сторонитесь неправды...»
Глава эта недаром получила название «Мишпатим», что значит суды или законы. Эта глава содержит основные законоположения еврейского уголовного и гражданского права, поведанные Моше-рабейну на Синайской горе. Сейчас, через тысячи лет после того, как наш народ получил Книгу Книг, и через сотни лет после того, как половиной человечества эта книга была признана священной, невозможно в полной мере осознать тот разительный переворот, который должны были произвести эти законы в отношениях между людьми.
Законы, ограничивающие власть рабовладельца над своим рабом, которыми открывается глава «Мишпатим», вообще не могли быть приняты другими народами не только в эпоху Синайского откровения, но и много столетий спустя. Могли ли быть созданы все поражающие воображение архитектурные шедевры древности: висячие сады древнего Вавилона или египетские пирамиды, грандиозные пантеоны Греции и амфитеатры падкого на зрелища античного Рима, если бы ту роль, которую сегодня исполняет техника, в ту пору не исполняли десятки тысяч бесправных униженных рабов? Да и удивительные достижения античной философской мысли и античного искусства вряд ли увидели бы свет, если бы почти всех философов и поэтов, скульпторов и драматургов не обслуживали десятки и сотни рабов, освобождавших своих хозяев для интеллектуальных и эстетических упражнений. И недаром в картинах идеального общества, нарисованных тогдашними мыслителями, включая самого Аристотеля, неизменно присутствует рабский труд как основа его процветания. И первый, кто в те времена отважился осудить рабство, был не кто иной, как александрийский еврей Филон.
Краеугольный камень учения Торы - это требование уважения и сочувствия к другим творениям, как гласит знаменитый афоризм талмудического мудреца Гилеля: «То, что тебе неприятно - не делай другому. Это вся Тора...» Лишь на основе этого принципа возможен НРАВСТВЕННЫЙ прогресс человечества, превращение мира сего в место пребывания Б-жественного. И поэтому Тора предписывает в одних случаях отпустить раба на свободу, а в других - относиться к нему с сочувствием, даже если из-за этого не будет воздвигнут очередной архитектурный колосс или будет на одну поэму меньше.
Не только законы о рабстве, но и другие законоположения главы «Мишпатим» коренным образом отличаются от аналогичных законов, принятых в то время у других народов.
Рассмотрим для примера предусматриваемые Торой меры пресечения воровства. Библейского судью совершенно не интересует, кто является хозяином украденной вещи. Будь он сам царь, или первосвященник, или незаметный смерд, вор должен возместить ему украденное и выплатить еще такую же сумму в качестве штрафа.
А если ему нечем выплатить? В таком случае суд имеет право продать его в услужение на срок, не превышающий шесть лет, и вырученными деньгами возместить нанесенный пострадавшему ущерб. В особом случае, если был украден бык или овца, причем украденная скотина была вором продана или зарезана, пеня, накладываемая на вора, должна в четыре раза превышать стоимость украденной овцы и в пять раз - стоимость быка.
Над объяснением этого закона часто задумывались комментаторы и исследователи всех времен. Уже упомянутый нами Филон Александрийский утверждал в своей книге «Об уставах», что назначенная Торой пеня соответствует ущербу, нанесенному пострадавшему. Овца приносит хозяину четыре различных вида прибыли: она дает ему молоко, сыр, шерсть и приплод, поэтому укравший овцу и зарезавший ее должен заплатить хозяину в четырехкратном размере. Соответственно объясняет Филон пятикратное возмещение за украденного быка.
Талмудический мудрец р. Меир, объясняя, почему за быка надо платить больше, чем за овцу, говорит: «Смотри, как дорог труд Создателю! За быка, который работает, надо платить в пятикратном размере, а за неработающую овцу - в четырехкратном».
Иначе объясняет этот закон р. Йоханан бен-Заккай: «Вс-вышний заботится о чести своих творений: за быка, который идет сам (то есть вору не приходится унижаться, угоняя его), вор должен платить в пятикратном размере, а за овцу, которую он должен был нести на себе (что для него унизительно) - в четырехкратном». Эти слова талмудического мудреца - лишняя иллюстрация сочувственного отношения приверженцев Торы к любому человеку, даже преступнику, которому за унижение, испытанное ПРИ СОВЕРШЕНИИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ, уменьшается размер взыскания. Говоря о наказаниях, применяемых Торой к преступникам, нельзя не отметить, что самого распространенного в наши дни наказания - лишения свободы - в Торе нет совсем. В четвертой книге Пятикнижия упоминается лишь предварительное заключение до вынесения приговора. Ссылку в специальные города, которая предусматривалась за неумышленное убийство, нельзя рассматривать даже как частичное лишение свободы, потому что основная цель ссылки была - спасение убийцы от руки кровного мстителя. Ссыльный должен был быть обеспечен всем необходимым, и если ранее он занимался с учителем, то и учитель должен быть сослан вместе с ним. Какое же тут лишение свободы?
Причем заточение в тюрьму в качестве наказания за содеянное преступление в те времена, по-видимому, было достаточно распространено. Из библейского рассказа об Иосифе мы знаем, что в Египте существовала тюрьма в ведении начальника палачей, по-современному - министра внутренних дел. В эту тюрьму был заточен Иосиф по обвинению в попытке изнасилования, затем туда были помещены видные сановники за служебные провинности. Мы видим, таким образом, что и в те далекие времена лишение свободы применялось в качестве наказания за самые различные преступления. А Тора его совершенно игнорирует.
В главе «Мишпатим» рассматриваются 53 заповеди из имеющихся 613-и.
Тора придает огромное значение отношениям между людьми. Ведь если кто-то согрешил перед Б-гом и покаялся, обещает больше не совершать подобного проступка, то Б-г прощает ему. Но если человек обидел человека (остался ему должен деньги, оскорбил и т. д.), то Б-г никогда не простит такого человека, пока он не извинится и не добьется прощения у того, кому он должен или кого обидел.
Человек может поститься годы, дать миллионы на благотворительные цели, помочь сотням людей, но пока он не отдаст то, что должен был и, подчеркнем, тому, кому должен (или его наследникам), или не добьется прощения от того, кого он обидел, то Б-г не простит ему. Тут не помогут ни Йом-Ки-пур, ни покаяние. Потому что, обидев человека словом или делом, мы согрешили и перед Б-гом, и перед человеком. Б-г простит только тогда, когда обидевший добился прощения у обиженного.
В недельной главе «Мишпатим» много говорится об ответственности за телесный ущерб, нанесенный человеку, или ущерб, нанесенный его имуществу.
Если было нанесено телесное повреждение (потеря глаза, пальца и т. п.), то с виновного взыскивается очень солидная сумма по пяти статьям: за инвалидность, за боль, за лечение, за потерю рабочего времени, за позор. За пощечину, например, в древности взыскивали 50 тогдашних монет (слоим). Человек ответствен также за ущерб, нанесенный принадлежащим ему животным (собака, коза, бык и т. д.). Если коза залезла в чужой огород, то хозяин козы уплачивает за весь ущерб, причиненный ею. Другие примеры: человек вырыл яму в общественном месте и не закрыл ее как следует, в яму упало животное и погибло. Тот, кто вырыл яму, обязан уплатить хозяину животного.
Человек выбросил на улицу мусор - обломки стекла и т. д., прохожий упал и получил повреждения. Тот, кто выбросил мусор, обязан уплатить. Человек разжигал огонь, в результате которого возник пожар - он обязан уплатить за нанесенный ущерб.
Рабби Исраэль Салантер чрезвычайно много занимался вопросами морали и законами взаимоотношений между людьми. Он говорил: «Не случайно принято у евреев начинать обучение детей Талмуду именно с тех трактатов, в которых расссматриваются законы о возмещении ущерба. Это необходимо для того, чтобы люди с молодых лет научились отвечать за свои действия».
Рабби Салантер говорил, что нельзя выполнять одни законы Торы, попирая ногами другие законы Торы. Он приводит поучительный пример. В канун Рош ха-Шана религиозный еврей спешит утром, до рассвета, произнести «слихот» - молитвы об отпущении грехов. Он весь поглощен мыслями об этом и вышел из дому, сильно стукнув дверью. Соседка, у которой несколько месяцев назад умер муж, проснулась. Что это за стук? Потом, сообразив, что это сосед идет читать «слихот», вспомнила своего мужа и расплакалась. Тут человек совершил сразу два греха: лишил женщину сна и нанес ей душевную травму. Затем человек пришел в синагогу. Увы, она закрыта. Шамеш еще не пришел. Все ждут его на улице. Наконец прибежал шамеш. Он стыдится своего поступка и начинает быстро открывать дверь, но, как назло, дверь не открывается. Человек, о котором мы рассказываем, не выдержал и крикнул: «Давай побыстрее, мы теряем время!» Шамеш побледнел.
Здесь снова двойной грех - пристыдил человека, и не исключено, что из-за замечания, сделанного при всех, шамеш может потерять работу.
Когда рабби Салантер пек мацу, его ученики спросили: «На что следует больше всего обращать внимание?» Он ответил: «Нужно, чтобы маца была кошерной не только с точки зрения праздника Песах, но нельзя также обижать громким словом женщин, которые замешивают или раскатывают тесто - ведь это обычно вдовы или бедные сироты».
Однажды р. Исраэль Салантер собрал в день смерти своей матери миньян. И тут он узнал, что простой еврей в синагоге хочет молиться в годовщину смерти своей дочери. Рабби Салантер тут же подошел к этому еврею и предложил молиться. Когда он заметил удивление всех, то сказал: «Моя мама заслужила, чтобы я сделал в этот день приятное этому человеку». Он считал, что сделать приятное человеку выше, чем сказать еще раз «Кадиш».
Будучи в гостях, рабби Салантер спросил: «Кто приносит воду?» Ему показали какую-то работницу. Рабби Салантер стал мыть руки, не очень щедро поливая их водой. Он сказал: «Если бы я приносил - я бы лил больше».
СЧАСТЛИВЧИК СУТИН. Жанна Васильева (http://www.lechaim.ru/ARHIV/219/vasileva.htm)
Что такое парижская школа и кто входил в нее, едва ли не каждый второй историк искусства определяет по-своему. Но единственным ее художником, удостоившимся памятника в Париже, оказался Хаим Сутин. Тот самый Сутин, о котором в «Улье» рассказывали анекдоты и невероятные истории, нелепый, со взрывным характером, застенчивый и гордый, теперь он стоит в бронзе на Монпарнасе. Этим памятником Париж обязан скульптору Арбиту Блатасу, литовцу, дружившему с Сутиным и не раз лепившему его. Тот самый Сутин, о художественной мощи которого Фальк сказал одному из своих учеников: «Вот представьте себе, если я, Фальк, - одна лошадиная сила, то Сутин - это сто лошадиных сил».
Смиловичи-Минск-Вильно
Эта мощь умножалась еще и абсолютной одержимостью искусством. Собственно, без этой одержимости немыслим был бы тот путь, который прошел сын бедного портного из белорусского местечка Смиловичи, десятый из одиннадцати детей Сары и Соломона Сутиных, родившийся 13 января 1893 года. Имя Хаим он получил в честь деда. От кого он получил свой дар, история умалчивает. Но уже с детства он рисовал мелом, углем, позже - цветными карандашами портреты и фигуры людей. Из полуголодного детства, кроме побоев отца и жалости к матери, отдававшей последний кусок детям, в памяти Хаима навсегда остались субботы. «Зажигался семисвечник, и все мужчины в семье, бородатые, с пейсами, в шапочках на макушке и длинных кафтанах, становились в круг, а женщины и дети располагались на скамьях вдоль стен. Мужчины, положив руки на плечи друг другу, начинали с медленного распева, слегка покачиваясь из стороны в сторону, постепенно ускоряя ритм пения и танца, так что молитва становилась похожей на рыдающий стон, а фигуры сливались в единое целое. Маленький Хаим дрожал от возбуждения и прижимался к материнским коленям; его до слез захватывал головокружительный вихрь танца и мелькающие на стенах и потолке огромные тени, которые придавали всей сцене фантастический вид» - так, опираясь на рассказы Сутина, описывает его детство Мария Воробьева-Стебельская (Маревна). Эти празднования субботы и укрывающие объятия леса, куда Хаим частенько сбегал из дома, относятся, по-видимому, к самым восхитительным воспоминаниям детства.
Другая радость была связана с рисованием. В 16 лет его отправляют в Минск в рисовальную школу Якова (Янкеля) Кругера, учившегося в Петербурге и в Париже. «Когда нужно было нарисовать углем какого-нибудь Аполлона, Венеру или Минерву, - как я наслаждался! - вспоминал позже, в Париже, Сутин. - Я рисовал для них богов! Они все были похожи на стариков из деревни Смиловичи!» Если так, надо ли дивиться тому, что учителя ругали его: Хаим рисовал не «как все»...
В школе Кругера он учился вместе с Михаилом Кикоиным, отец которого служил в банке. Что касается Хаима, то «ему приходилось довольствоваться булкой, селедкой и солеными огурцами, которые каждую неделю присылала из деревни мать». Вместе с Михаилом Хаим и отправляется учиться дальше - в Вильно, город, который называли порой «восточноевропейским Иерусалимом». Этому путешествию помог «скверный анекдот». Хаим, вернувшись из Минска, имел неосторожность нарисовать портрет мясника. Сыновья персонажа сочли это оскорблением (и отца, и веры) и избили мальчика так сильно, что мать Хаима подала жалобу в суд. Суд присудил то ли 15, то ли 25 рублей компенсации, которой как раз хватило для того, чтобы отправиться в Вильно.
Виленское иудаистское общество поощрения художеств (или Попечительский комитет талмуд торы) направило его в Виленскую рисовальную школу. Ее иногда называли еще Академией, и в 1904 году она была признана лучшей из рисовальных школ в России. Возглавлял ее академик Иван Петрович Трутнев, который был инициатором создания Виленского художественного общества. В выставках Общества принимали участие художники из Варшавы, Мюнхена, Парижа, не говоря уже о Москве и Петербурге. Короче, три года в Вильно и для Сутина, и для Кикоина много значили. В Вильно был определен дальнейший путь - в Париж.
В 1912 году туда уезжают Михаил Кикоин и Пинхус Кремень, новый приятель друзей из Смиловичей. Кремень родом был из деревни под Гродно под названием Желудок. Он, как и Сутин, оказался младшим в многодетной семье. Пинхус был чуть старше Сутина и, по-видимому, опекал Хаима. Влияние его на Сутина, по крайней мере в юности, было значительным. Как вспоминала Маревна, были годы, когда «Сутин <...> готов был сокрушать все, что критиковал Кремень». По легенде (и по словам Жан-Поля Креспеля), именно «спокойный, жизнерадостный, чуткий, добрый» Пинхус спасет Сутина, когда, доведенный нищетой до крайности, тот попытается повеситься в «Улье».
Но летом 1913 года, когда Хаим сходит с поезда в Париже, о таких ужасах никто не думал. Жизнь виделась в розовом свете. Исследователь творчества Сутина М. Герман пишет, что Хаим, не зная ни слова по-французски, в поисках пути обращался к прохожим с двумя словами: «Монпарнас» и «Кикоин». Оказалось, что этого достаточно. Найдя Монпарнас, он обнаружил Кикоина у кафе «Ротонда». Чуть ли не в тот же вечер друзья отправились в театр на «Гамлета». После спектакля Сутин сказал: «Если в таком городе мы не сумеем раскрыться, не сможем создать великих произведений искусства, грош нам цена».
Джентльмены богемы
Цена им была не грош. Но даже грош нужно было заработать. Иногда приходилось исхитряться самым невероятным образом. Скульптор Лев Инденбаум, в мастерской которого в «Улье» Сутин иногда ночевал, чуть ли не первый покупатель работ Хаима, рассказывал, что однажды художник пришел с просьбой вернуть свою работу, поскольку... он продал ее второй раз кому-то за три франка. Чертыхаясь, Инденбаум не смог отказать приятелю.
Натюрморты писались со страстью «экспертов по голоду». Маревнавспоминала, как увидела в мастерской Сутина натюрморт с копченой селедкой на тарелке, выжатым лимоном, ножом и вилкой. Не тот ли самый, в расположении предметов которого критики будут находить сходство с человеческой фигурой? Натюрморт, судя по слою пыли на нем, служил долго. Маревна, видно, посетовала, что хорошие продукты пропадают. На что Сутин возразил: «Что ты, если бросить селедку в кипяток, она разбухнет, и я съем ее с картошкой и луком».
В «Улье» были разные компании. Если сдержанный и романтичный Шагал был дружен с поэтом Блезом Сандраром, общался с Гийомом Аполлинером, то любитель бокса и выпивки, непредсказуемый Хаим Сутин подружился с «гулякой праздным» Амедео Модильяни. Красавец из Ливорно, Моди, как звали его друзья, умел очаровывать. «Моди был полон прелести, непосредственности и заносчивости, его аристократическая душа обитала среди нас во всей многоцветной, небрежной красоте», - писал Поль Гийом. Модильяни просиживал в кафе, рисуя портреты за франк или бокал вина - до двадцати штук за вечер. Но Маревна (кстати, так художницу звали с легкой руки Горького) в своих мемуарах пишет и о другом: «Благодаря глубоким знаниям итальянского искусства он был великолепным гидом по Лувру и познакомил Сутина с итальянскими примитивистами, художниками кватроченто, - с Джотто, Боттичелли, Тинторетто. Он ввел Сутина в круг блестящих молодых художников <...> Пабло Пикассо и Диего Риверы, поэтов Жака Кокто, Гийома Аполлинера и Макса Жакоба <...> композитора Эрика Сати». Справедливости ради надо заметить, что Модильяни с Сутиным проводили время не только в Лувре, но и в кабаках, где Моди тоже не было равных...
Кстати, он же познакомил Сутина с Леопольдом Зборовским. Зборовский был поэтом, приехавшим из Польши изучать словесность в Сорбонне, но во время войны, за неимением лучшего, начавшим торговать работами художников, с которыми просиживал в «Ротонде». Точнее, он предлагал парижским торговцам их работы. С Модильяни у Зборовского был договор. С 1916 года он платил ему 15 франков в день (к 1920 году сумма выросла до 3 тыс. франков в месяц), а тот отдавал ему свои произведения для продажи. Зборовскому удалось не только как-то ввести в рамки разгульную жизнь художника (по крайней мере, историк Жан-Поль Креспель утверждает, что за три года этого соглашения - до смерти в 1920 году - Модильяни написал свои основные работы), но и поднять цену с 50 до 400 франков за портрет его работы. Видимо, Модильяни убедил Зборовского взять под свое крыло и картины Сутина. Во всяком случае, в 1919 году Збо купил несколько работ Сутина по 5 франков за каждую и отправил его на три года подальше от Парижа, с его военными бомбардировками, голодом и соблазнами пьяных застолий. Вначале в городок Сере во французских Пиренеях, а затем - на Ривьеру в Кань-сюр-Мер. Оба места были давно облюбованы французскими художниками.
И видимо, Сутину поначалу там было неплохо. Тем более что туда же приезжают парижские друзья. В частности, по воспоминаниям Маревны, в Кань-сюр-Мер Моди и Сутин какое-то время «жили и работали вместе; их дружба была настоящей и прочной, с чувством преданности с обеих сторон». Там, считают критики, сложился фирменный стиль Сутина - «драматический колоризм <...> одержимость рубиново-красными тонами <...> деформации изображения, открытая эмоциональность письма» (В. Кулаков). Там в 1920-м Сутин узнал о смерти Модильяни в Париже. Именно там его охватывает депрессия. К 1923 году Сутину явно осточертел Лазурный Берег. Сохранилось его письмо Зборовскому 1923 года из Каня. Его можно было бы счесть трагикомичным, если бы не подлинное отчаяние, которым оно наполнено. Поблагодарив за письмо и денежный перевод, Сутин пишет: «Первый раз в жизни я не в состоянии ничего делать. Мне плохо. Я деморализован, и это сказывается на работе. Я написал только семь холстов. Прошу Вас простить меня за это. Я хотел уехать из Кань-сюр-Мер, я больше не в силах выносить этот пейзаж. <...> Я должен писать мерзкие натюрморты вместо пейзажей. <...> Не могли бы вы сказать мне, куда податься, поскольку уже несколько раз я собирался возвращаться в Париж». Поразительнее всего, что для Сутина самый важный аргумент - не то, что ему плохо, а то, что «это сказывается на работе».
Можно представить, с каким чувством Зборовский читал этот крик души. Скорее всего ему хотелось послать подальше (гораздо дальше Ривьеры!) и Сутина, и его работы, которые скорее отпугивали, чем привлекали покупателей. Легенда гласит, что однажды после скандала с женой, которая явно не была поклонницей странного таланта Хаима Сутина, Зборовский вырвал из подрамников несколько холстов своего подопечного и сунул их в печку. По другой версии, отдал кухарке. Но им не суждено было сгореть. Потому что на следующий день к Зборовскому заглянул американский коллекционер Альфред Барнс, маленький старичок в очках, в сопровождении поэта Поля Гийома. Барнс и углядел на стене маленькую работу Сутина, поинтересовался, кто этот парень и есть ли еще его работы. Збо, сказав, что часть работ хранится у приятеля, понесся на кухню к печке и извлек холсты Сутина. Остальное было делом техники - нагреть утюг, прогладить загибы через тряпку и представить американцу все в лучшем виде. Барнс смотрел долго и купил все работы Сутина, которые нашлись у маршана. «Как я мог сомневаться в таланте Сутина, что я за идиот!» - радостно сообщил Зборовский Маревне, рассказывая эту историю. Так взошла звезда Хаима Сутина, одного из самых необычных гениев ХХ века.
Кстати, чуть позже Сутин возненавидел все свои работы, сделанные в Сере. Отчего - неизвестно. Но, разбогатев, он скупал их, чтобы... немедленно уничтожить. Мадлен Кастен, в имении которой Сутин гостил несколько лет подряд в 1930-х, вспоминала, что даже говорить о покупке новой картины Сутина можно было только после того, как ему находили два-три его же полотна с видами Сере. «Сутин закрывался у себя, долго рассматривал их и затем рвал и сжигал даже кусочки холста». Ну, в том, что сжигал, как раз ничего странного. Чтобы никому не пришло в голову их сшивать и, подновив, снова продавать, как это приключилось однажды. А кроме того, он все-таки был родом из той же страны, что и другой одержимый талант, сжегший второй том «Мертвых душ». Десять
ступеней. Хасидские высказывания.
Бубер М.
ВСЁ ОСТАВЛЯЕТ СЛЕДЫ. Человек - это лестница, стоящая на земле и вершиной достигающая неба. И любое движение, и дело, и слово оставляют след в верхнем мире.
НА ЗЕМЛЕ. Если еврей крепко держит себя в руках и твердо стоит на земле, головой он достигает небес.
АВРААМ И ЕГО ГОСТИ. Об Аврааме, которого посетили ангелы, Тора говорит: "А сам стоял над ними под деревом, и они ели". Почему так сказано в Писании? Ведь это необычно для хозяина -не разделить с гостями трапезу, но стоять над ними, пока они едят. Смысл слов Торы таков: ангелы обладают достоинствами и недостатками, и у людей есть свои преимущества и изъяны. Достоинство ангелов заключается в том, что они не способны ухудшаться, а их недостаток в том, что они не могут совершенствоваться. Недостаток человека в том, что он способен на падение, а достоинство - в способности совершенствоваться. Но человек, который проявляет гостеприимство в истинном смысле слова, приобретает достоинства своих гостей. Так Авраам приобретает достоинства ангелов, которые никогда не вступают на путь погибели. И поэтому он над ними и выше их.
СКРЫТНО ХОДИТЬ. Написано: "И ходить скрытно пред Б-гом твоим". Вы знаете, что ангелы неподвижны. Они всегда стоят - каждый на своей ступени, но мы движемся, мы поднимаемся ступень за ступенью. Нет плотского покрова у ангелов: они не могут служить тайно и независимо от того, на какой ступени они стоят, ангелы всегда явны. Но сын человеческий на земле облечен плотью и способен укрыться в собственном обличье. И так - скрытый от глаз - он может подниматься от ступени к ступени.
ПРЕИМУЩЕСТВО ЧЕЛОВЕКА. Почему Б-г требует жертвы от человека и не требует ее от ангелов? Потому что жертва ангелов была бы чище, чем любое возможное служение человека. Б-г требует не действия, но приготовления. Святые ангелы не могут подготовить себя: они способны только действовать. Подготовка -это задача человека, ввергнутого в путы ужасных препятствий, из которых он должен выбраться. В этом преимущество работы человека.
ПРОТИВ УНЫНИЯ. В псалме 147 мы читаем: "Исцеляет сокрушенных сердцем...". Почему мы говорим так? Ведь это хорошо - обладать сокрушенным сердцем и этим угождать Б-гу, так как написано: "Жертва Б-гу сокрушенный дух..." Но дальше в псалме мы читаем: "...и перевязывает твои раны". Б-г не исцеляет сокрушенных сердцем. Он лишь облегчает их страдания, как бы ни мучили и ни подавляли они их. Скверно уныние и не угодно оно Б-гу. Сокрушенное сердце готовит человека к Б-жественному служению, а уныние разрушает сердце. Мы должны чувствовать различие между двумя этими вещами так же определенно, как осознаем несоответствие радости и буйства: их так легко спутать, хотя они отстоят одно от другого так же далеко, как небо от земли.
ПРОТИВ ТЕРЗАНИЙ. Мы не должны терзать себя. Только одно беспокойство допустимо: человек должен страдать от сознания того, что он терзается.
ВЫБОР. Если бы мы могли повесить все наши печали на вешалку и затем выбрать любую по собственному желанию, то каждый из нас взял бы снова свою собственную заботу, ибо оказалось бы, что все остальные еще тяжелее.
ИСТИННАЯ СКОРБЬ И ИСТИННАЯ РАДОСТЬ. Есть два вида скорби и два вида радости. Когда человек с тоскою размышляет об обрушившихся на него несчастьях, когда он съежился в углу и уже отчаялся получить помощь - это дурной вид скорби, о котором сказано: "Б-жественное присутствие не обитает в месте скорби". Другой вид скорби заключается в том, что человек в искренней печали осознает то, чего ему не достает.
То же самое относится и к радости. Тот, кто лишен внутреннего содержания и в разгар своих пустых удовольствий не чувствует и не пытается восполнить свои недостатки, просто глуп. Но тот, кто полон истинной радости, подобен человеку, дом которого сгорел, и он, глубоко в сердце чувствуя свои нужды, начинает отстраиваться заново. Его сердце веселится каждому камню, из которых он слагает стены своего нового дома.
ВСЯКАЯ РАДОСТЬ. Всякая радость происходит из райского сада и шутки тоже, если только они произносятся с истинной радостью.
ГОРЕ И СЧАСТЬЕ. Счастье укрепляет душу, а горе ведет человека в изгнание.
ПОЧЕМУ РАДОСТЬ? В псалме мы читаем: "Обрадуй душу раба Твоего, потому что к Тебе, Г-споди, возношу я душу мою!" Откуда происходит эта радость? "Потому что к Тебе, Г-споди, возношу я душу мою!" Это радость, которая дает мне силу вознести душу мою к Тебе.
БЕЗРАДОСТНАЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ. Если человек выполнил все заповеди, он допускается в райский сад, даже если при этом не горел усердием и не почувствовал удовлетворения. Но если он не испытал наслаждения от земной жизни, он не почувствует его и здесь. Он даже начнет ворчать: "И они поднимали шум вокруг рая!" И как только эти слова сорвутся с его губ, тут же его выкинут оттуда вон!
Шутка недели...
Шапиро устал попрошайничать и решил стать разбойником. С незаряженным револьвером он идет в лес и, встретив еврея, бродячего торговца (крестьян он опасается), кричит:
- Кошелек или жизнь?
- Дурак! - отвечает еврей. - Скажи просто, что есть хочешь. Вот тебе пятьдесят копеек.
- Всего-то пятьдесят копеек! - возмущается Шапиро. - Я тебе что: разбойник или я тебе попрошайка?
Сват с радостью сообщает:
- Уважаемый, я нашел для вашей дочери такого жениха- просто класс!
- А кем он работает?
- Инженером.
- Ну-у, инженером.
- А кого бы вы хотели?
- Ну, хотя бы мясника...
- А что, ваша дочь такая уж красавица?
Жена говорит мужу:
- Лева, угадай, в каком ухе звенит?
- В левом.
- Правильно.
- А что ты загадала?
- Чтобы ты вынес мусорное ведро.
Галиция, 1918 год, конец войны. Дизентерия и холера косит всех подряд. Среди ночи двое санитаров стучат в дверь гостиничного номера:
- Господин Бромбергер, нас прислал хозяин отеля. Он боится инфекции, а вы наверняка заболели. Сегодня ночью вы двенадцать раз ходили в туалет.
- Это верно, - отвечает Бромбергер. - Но одиннадцать раз туалет был занят.
Когда-то спросили Гилеля: как выразить сущность Торы да так коротко, чтобы за время объяснения не сойти с одной ноги. И Гилель ответил: "Что не желаешь себе, не делай ближнему. В этом вся Тора - остальное комментарии". Как же так, можно спросить, ведь в Торе наряду с "гражданскими" законами есть и не мало "религиозных"? Но в том и целостность Учения, что для него в конечном счете большой разницы между ними нет. Всякое преступление против сотворенного однажды человека есть по сути преступление и против его вечного Создателя. И наоборот, отвергая Творца, человек приходит к преступлению против людей, а в конце концов против и самого себя. "Чисто ритуальные" на первый взгляд мицвы учат, как вести себя по отношению к ближнему, а заповеди и правила, взятые из "гражданского кодекса" только тогда действенны, когда откровенно обращены к душе человека, его миссии и цели в жизни. И вовсе не тайна, что там, где люди "живут по-божеским законам", там и бед меньше и болеют реже.
Мы прекрасно понимаем, что человечество еще не прошло весь свой путь от формулы "мое - это мое, твое - это тоже мое" к согласию и взаимопомощи. Насилие, посягательство на собственность и жизнь другого человека, варварство целых государств и толп спортивных фанатов, примитивизм бытовых импульсов, все это присутствует в нашем мире. И все-таки невозможно отрицать прогрессивное влияние на все человеческое общество законов Торы, заложивших фундамент для социально справедливого и гармоничного существования между людьми. Ирония в том, что эти "религиозные" и "гражданские" законы, став в силу исторических причин достоянием всего человечества, сейчас рассматриваются чуть ли не как "естественные", а значит и не очень-то "еврейские". Затянувшаяся эпоха злокозненности и безответственного поведения постепенно, но к сожалению, не всегда последовательно, уступает эпохе, когда народы "перекуют мечи на орала", а взаимопомощь и взаимное уважение возьмут верх над озлобленностью и враждой. Быть пассивным рабом обстоятельств или партнером Всевышнего в это время - выбор каждого отдельного человека. Но и самому хмурому скептику что-то подсказывает приближение мира Машиаха. Человечество встанет на обе ноги. И обе ноги будут наши.
Желаем Вам Шаббат Шалом!
Рабби Исроэль и Хеня Карпиловский
Отрывки из бесед Ребе:
Разум, хотя и может заставить человека соблюдать законы, но не способен привести его к Б-гу. В этом и заключается разница между просто разумным действием и выполнением заповеди (мицвы). «Мицва» означает «связь»: она соединяет человека с Б-гом. Говоря о Б-жественных установлениях и законах, Тора сообщает еврею: «Он будет жить в соответствии с ними». Если человек использует все аспекты жизни - действия, эмоции, разум и духовные силы - для соблюдения заповедей (мицвот), потому что они были даны на Синае, он воссоздаст Синай: встречу человека и Всевышнего.
Недельная Глава - Мишпатим:
«Сторонитесь неправды...»
Глава эта недаром получила название «Мишпатим», что значит суды или законы. Эта глава содержит основные законоположения еврейского уголовного и гражданского права, поведанные Моше-рабейну на Синайской горе. Сейчас, через тысячи лет после того, как наш народ получил Книгу Книг, и через сотни лет после того, как половиной человечества эта книга была признана священной, невозможно в полной мере осознать тот разительный переворот, который должны были произвести эти законы в отношениях между людьми.
Законы, ограничивающие власть рабовладельца над своим рабом, которыми открывается глава «Мишпатим», вообще не могли быть приняты другими народами не только в эпоху Синайского откровения, но и много столетий спустя. Могли ли быть созданы все поражающие воображение архитектурные шедевры древности: висячие сады древнего Вавилона или египетские пирамиды, грандиозные пантеоны Греции и амфитеатры падкого на зрелища античного Рима, если бы ту роль, которую сегодня исполняет техника, в ту пору не исполняли десятки тысяч бесправных униженных рабов? Да и удивительные достижения античной философской мысли и античного искусства вряд ли увидели бы свет, если бы почти всех философов и поэтов, скульпторов и драматургов не обслуживали десятки и сотни рабов, освобождавших своих хозяев для интеллектуальных и эстетических упражнений. И недаром в картинах идеального общества, нарисованных тогдашними мыслителями, включая самого Аристотеля, неизменно присутствует рабский труд как основа его процветания. И первый, кто в те времена отважился осудить рабство, был не кто иной, как александрийский еврей Филон.
Краеугольный камень учения Торы - это требование уважения и сочувствия к другим творениям, как гласит знаменитый афоризм талмудического мудреца Гилеля: «То, что тебе неприятно - не делай другому. Это вся Тора...» Лишь на основе этого принципа возможен НРАВСТВЕННЫЙ прогресс человечества, превращение мира сего в место пребывания Б-жественного. И поэтому Тора предписывает в одних случаях отпустить раба на свободу, а в других - относиться к нему с сочувствием, даже если из-за этого не будет воздвигнут очередной архитектурный колосс или будет на одну поэму меньше.
Не только законы о рабстве, но и другие законоположения главы «Мишпатим» коренным образом отличаются от аналогичных законов, принятых в то время у других народов.
Рассмотрим для примера предусматриваемые Торой меры пресечения воровства. Библейского судью совершенно не интересует, кто является хозяином украденной вещи. Будь он сам царь, или первосвященник, или незаметный смерд, вор должен возместить ему украденное и выплатить еще такую же сумму в качестве штрафа.
А если ему нечем выплатить? В таком случае суд имеет право продать его в услужение на срок, не превышающий шесть лет, и вырученными деньгами возместить нанесенный пострадавшему ущерб. В особом случае, если был украден бык или овца, причем украденная скотина была вором продана или зарезана, пеня, накладываемая на вора, должна в четыре раза превышать стоимость украденной овцы и в пять раз - стоимость быка.
Над объяснением этого закона часто задумывались комментаторы и исследователи всех времен. Уже упомянутый нами Филон Александрийский утверждал в своей книге «Об уставах», что назначенная Торой пеня соответствует ущербу, нанесенному пострадавшему. Овца приносит хозяину четыре различных вида прибыли: она дает ему молоко, сыр, шерсть и приплод, поэтому укравший овцу и зарезавший ее должен заплатить хозяину в четырехкратном размере. Соответственно объясняет Филон пятикратное возмещение за украденного быка.
Талмудический мудрец р. Меир, объясняя, почему за быка надо платить больше, чем за овцу, говорит: «Смотри, как дорог труд Создателю! За быка, который работает, надо платить в пятикратном размере, а за неработающую овцу - в четырехкратном».
Иначе объясняет этот закон р. Йоханан бен-Заккай: «Вс-вышний заботится о чести своих творений: за быка, который идет сам (то есть вору не приходится унижаться, угоняя его), вор должен платить в пятикратном размере, а за овцу, которую он должен был нести на себе (что для него унизительно) - в четырехкратном». Эти слова талмудического мудреца - лишняя иллюстрация сочувственного отношения приверженцев Торы к любому человеку, даже преступнику, которому за унижение, испытанное ПРИ СОВЕРШЕНИИ ПРЕСТУПЛЕНИЯ, уменьшается размер взыскания. Говоря о наказаниях, применяемых Торой к преступникам, нельзя не отметить, что самого распространенного в наши дни наказания - лишения свободы - в Торе нет совсем. В четвертой книге Пятикнижия упоминается лишь предварительное заключение до вынесения приговора. Ссылку в специальные города, которая предусматривалась за неумышленное убийство, нельзя рассматривать даже как частичное лишение свободы, потому что основная цель ссылки была - спасение убийцы от руки кровного мстителя. Ссыльный должен был быть обеспечен всем необходимым, и если ранее он занимался с учителем, то и учитель должен быть сослан вместе с ним. Какое же тут лишение свободы?
Причем заточение в тюрьму в качестве наказания за содеянное преступление в те времена, по-видимому, было достаточно распространено. Из библейского рассказа об Иосифе мы знаем, что в Египте существовала тюрьма в ведении начальника палачей, по-современному - министра внутренних дел. В эту тюрьму был заточен Иосиф по обвинению в попытке изнасилования, затем туда были помещены видные сановники за служебные провинности. Мы видим, таким образом, что и в те далекие времена лишение свободы применялось в качестве наказания за самые различные преступления. А Тора его совершенно игнорирует.
В главе «Мишпатим» рассматриваются 53 заповеди из имеющихся 613-и.
Тора придает огромное значение отношениям между людьми. Ведь если кто-то согрешил перед Б-гом и покаялся, обещает больше не совершать подобного проступка, то Б-г прощает ему. Но если человек обидел человека (остался ему должен деньги, оскорбил и т. д.), то Б-г никогда не простит такого человека, пока он не извинится и не добьется прощения у того, кому он должен или кого обидел.
Человек может поститься годы, дать миллионы на благотворительные цели, помочь сотням людей, но пока он не отдаст то, что должен был и, подчеркнем, тому, кому должен (или его наследникам), или не добьется прощения от того, кого он обидел, то Б-г не простит ему. Тут не помогут ни Йом-Ки-пур, ни покаяние. Потому что, обидев человека словом или делом, мы согрешили и перед Б-гом, и перед человеком. Б-г простит только тогда, когда обидевший добился прощения у обиженного.
В недельной главе «Мишпатим» много говорится об ответственности за телесный ущерб, нанесенный человеку, или ущерб, нанесенный его имуществу.
Если было нанесено телесное повреждение (потеря глаза, пальца и т. п.), то с виновного взыскивается очень солидная сумма по пяти статьям: за инвалидность, за боль, за лечение, за потерю рабочего времени, за позор. За пощечину, например, в древности взыскивали 50 тогдашних монет (слоим). Человек ответствен также за ущерб, нанесенный принадлежащим ему животным (собака, коза, бык и т. д.). Если коза залезла в чужой огород, то хозяин козы уплачивает за весь ущерб, причиненный ею. Другие примеры: человек вырыл яму в общественном месте и не закрыл ее как следует, в яму упало животное и погибло. Тот, кто вырыл яму, обязан уплатить хозяину животного.
Человек выбросил на улицу мусор - обломки стекла и т. д., прохожий упал и получил повреждения. Тот, кто выбросил мусор, обязан уплатить. Человек разжигал огонь, в результате которого возник пожар - он обязан уплатить за нанесенный ущерб.
Рабби Исраэль Салантер чрезвычайно много занимался вопросами морали и законами взаимоотношений между людьми. Он говорил: «Не случайно принято у евреев начинать обучение детей Талмуду именно с тех трактатов, в которых расссматриваются законы о возмещении ущерба. Это необходимо для того, чтобы люди с молодых лет научились отвечать за свои действия».
Рабби Салантер говорил, что нельзя выполнять одни законы Торы, попирая ногами другие законы Торы. Он приводит поучительный пример. В канун Рош ха-Шана религиозный еврей спешит утром, до рассвета, произнести «слихот» - молитвы об отпущении грехов. Он весь поглощен мыслями об этом и вышел из дому, сильно стукнув дверью. Соседка, у которой несколько месяцев назад умер муж, проснулась. Что это за стук? Потом, сообразив, что это сосед идет читать «слихот», вспомнила своего мужа и расплакалась. Тут человек совершил сразу два греха: лишил женщину сна и нанес ей душевную травму. Затем человек пришел в синагогу. Увы, она закрыта. Шамеш еще не пришел. Все ждут его на улице. Наконец прибежал шамеш. Он стыдится своего поступка и начинает быстро открывать дверь, но, как назло, дверь не открывается. Человек, о котором мы рассказываем, не выдержал и крикнул: «Давай побыстрее, мы теряем время!» Шамеш побледнел.
Здесь снова двойной грех - пристыдил человека, и не исключено, что из-за замечания, сделанного при всех, шамеш может потерять работу.
Когда рабби Салантер пек мацу, его ученики спросили: «На что следует больше всего обращать внимание?» Он ответил: «Нужно, чтобы маца была кошерной не только с точки зрения праздника Песах, но нельзя также обижать громким словом женщин, которые замешивают или раскатывают тесто - ведь это обычно вдовы или бедные сироты».
Однажды р. Исраэль Салантер собрал в день смерти своей матери миньян. И тут он узнал, что простой еврей в синагоге хочет молиться в годовщину смерти своей дочери. Рабби Салантер тут же подошел к этому еврею и предложил молиться. Когда он заметил удивление всех, то сказал: «Моя мама заслужила, чтобы я сделал в этот день приятное этому человеку». Он считал, что сделать приятное человеку выше, чем сказать еще раз «Кадиш».
Будучи в гостях, рабби Салантер спросил: «Кто приносит воду?» Ему показали какую-то работницу. Рабби Салантер стал мыть руки, не очень щедро поливая их водой. Он сказал: «Если бы я приносил - я бы лил больше».
СЧАСТЛИВЧИК СУТИН. Жанна Васильева (http://www.lechaim.ru/ARHIV/219/vasileva.htm)
Что такое парижская школа и кто входил в нее, едва ли не каждый второй историк искусства определяет по-своему. Но единственным ее художником, удостоившимся памятника в Париже, оказался Хаим Сутин. Тот самый Сутин, о котором в «Улье» рассказывали анекдоты и невероятные истории, нелепый, со взрывным характером, застенчивый и гордый, теперь он стоит в бронзе на Монпарнасе. Этим памятником Париж обязан скульптору Арбиту Блатасу, литовцу, дружившему с Сутиным и не раз лепившему его. Тот самый Сутин, о художественной мощи которого Фальк сказал одному из своих учеников: «Вот представьте себе, если я, Фальк, - одна лошадиная сила, то Сутин - это сто лошадиных сил».
Смиловичи-Минск-Вильно
Эта мощь умножалась еще и абсолютной одержимостью искусством. Собственно, без этой одержимости немыслим был бы тот путь, который прошел сын бедного портного из белорусского местечка Смиловичи, десятый из одиннадцати детей Сары и Соломона Сутиных, родившийся 13 января 1893 года. Имя Хаим он получил в честь деда. От кого он получил свой дар, история умалчивает. Но уже с детства он рисовал мелом, углем, позже - цветными карандашами портреты и фигуры людей. Из полуголодного детства, кроме побоев отца и жалости к матери, отдававшей последний кусок детям, в памяти Хаима навсегда остались субботы. «Зажигался семисвечник, и все мужчины в семье, бородатые, с пейсами, в шапочках на макушке и длинных кафтанах, становились в круг, а женщины и дети располагались на скамьях вдоль стен. Мужчины, положив руки на плечи друг другу, начинали с медленного распева, слегка покачиваясь из стороны в сторону, постепенно ускоряя ритм пения и танца, так что молитва становилась похожей на рыдающий стон, а фигуры сливались в единое целое. Маленький Хаим дрожал от возбуждения и прижимался к материнским коленям; его до слез захватывал головокружительный вихрь танца и мелькающие на стенах и потолке огромные тени, которые придавали всей сцене фантастический вид» - так, опираясь на рассказы Сутина, описывает его детство Мария Воробьева-Стебельская (Маревна). Эти празднования субботы и укрывающие объятия леса, куда Хаим частенько сбегал из дома, относятся, по-видимому, к самым восхитительным воспоминаниям детства.
Другая радость была связана с рисованием. В 16 лет его отправляют в Минск в рисовальную школу Якова (Янкеля) Кругера, учившегося в Петербурге и в Париже. «Когда нужно было нарисовать углем какого-нибудь Аполлона, Венеру или Минерву, - как я наслаждался! - вспоминал позже, в Париже, Сутин. - Я рисовал для них богов! Они все были похожи на стариков из деревни Смиловичи!» Если так, надо ли дивиться тому, что учителя ругали его: Хаим рисовал не «как все»...
В школе Кругера он учился вместе с Михаилом Кикоиным, отец которого служил в банке. Что касается Хаима, то «ему приходилось довольствоваться булкой, селедкой и солеными огурцами, которые каждую неделю присылала из деревни мать». Вместе с Михаилом Хаим и отправляется учиться дальше - в Вильно, город, который называли порой «восточноевропейским Иерусалимом». Этому путешествию помог «скверный анекдот». Хаим, вернувшись из Минска, имел неосторожность нарисовать портрет мясника. Сыновья персонажа сочли это оскорблением (и отца, и веры) и избили мальчика так сильно, что мать Хаима подала жалобу в суд. Суд присудил то ли 15, то ли 25 рублей компенсации, которой как раз хватило для того, чтобы отправиться в Вильно.
Виленское иудаистское общество поощрения художеств (или Попечительский комитет талмуд торы) направило его в Виленскую рисовальную школу. Ее иногда называли еще Академией, и в 1904 году она была признана лучшей из рисовальных школ в России. Возглавлял ее академик Иван Петрович Трутнев, который был инициатором создания Виленского художественного общества. В выставках Общества принимали участие художники из Варшавы, Мюнхена, Парижа, не говоря уже о Москве и Петербурге. Короче, три года в Вильно и для Сутина, и для Кикоина много значили. В Вильно был определен дальнейший путь - в Париж.
В 1912 году туда уезжают Михаил Кикоин и Пинхус Кремень, новый приятель друзей из Смиловичей. Кремень родом был из деревни под Гродно под названием Желудок. Он, как и Сутин, оказался младшим в многодетной семье. Пинхус был чуть старше Сутина и, по-видимому, опекал Хаима. Влияние его на Сутина, по крайней мере в юности, было значительным. Как вспоминала Маревна, были годы, когда «Сутин <...> готов был сокрушать все, что критиковал Кремень». По легенде (и по словам Жан-Поля Креспеля), именно «спокойный, жизнерадостный, чуткий, добрый» Пинхус спасет Сутина, когда, доведенный нищетой до крайности, тот попытается повеситься в «Улье».
Но летом 1913 года, когда Хаим сходит с поезда в Париже, о таких ужасах никто не думал. Жизнь виделась в розовом свете. Исследователь творчества Сутина М. Герман пишет, что Хаим, не зная ни слова по-французски, в поисках пути обращался к прохожим с двумя словами: «Монпарнас» и «Кикоин». Оказалось, что этого достаточно. Найдя Монпарнас, он обнаружил Кикоина у кафе «Ротонда». Чуть ли не в тот же вечер друзья отправились в театр на «Гамлета». После спектакля Сутин сказал: «Если в таком городе мы не сумеем раскрыться, не сможем создать великих произведений искусства, грош нам цена».
Джентльмены богемы
Цена им была не грош. Но даже грош нужно было заработать. Иногда приходилось исхитряться самым невероятным образом. Скульптор Лев Инденбаум, в мастерской которого в «Улье» Сутин иногда ночевал, чуть ли не первый покупатель работ Хаима, рассказывал, что однажды художник пришел с просьбой вернуть свою работу, поскольку... он продал ее второй раз кому-то за три франка. Чертыхаясь, Инденбаум не смог отказать приятелю.
Натюрморты писались со страстью «экспертов по голоду». Маревнавспоминала, как увидела в мастерской Сутина натюрморт с копченой селедкой на тарелке, выжатым лимоном, ножом и вилкой. Не тот ли самый, в расположении предметов которого критики будут находить сходство с человеческой фигурой? Натюрморт, судя по слою пыли на нем, служил долго. Маревна, видно, посетовала, что хорошие продукты пропадают. На что Сутин возразил: «Что ты, если бросить селедку в кипяток, она разбухнет, и я съем ее с картошкой и луком».
В «Улье» были разные компании. Если сдержанный и романтичный Шагал был дружен с поэтом Блезом Сандраром, общался с Гийомом Аполлинером, то любитель бокса и выпивки, непредсказуемый Хаим Сутин подружился с «гулякой праздным» Амедео Модильяни. Красавец из Ливорно, Моди, как звали его друзья, умел очаровывать. «Моди был полон прелести, непосредственности и заносчивости, его аристократическая душа обитала среди нас во всей многоцветной, небрежной красоте», - писал Поль Гийом. Модильяни просиживал в кафе, рисуя портреты за франк или бокал вина - до двадцати штук за вечер. Но Маревна (кстати, так художницу звали с легкой руки Горького) в своих мемуарах пишет и о другом: «Благодаря глубоким знаниям итальянского искусства он был великолепным гидом по Лувру и познакомил Сутина с итальянскими примитивистами, художниками кватроченто, - с Джотто, Боттичелли, Тинторетто. Он ввел Сутина в круг блестящих молодых художников <...> Пабло Пикассо и Диего Риверы, поэтов Жака Кокто, Гийома Аполлинера и Макса Жакоба <...> композитора Эрика Сати». Справедливости ради надо заметить, что Модильяни с Сутиным проводили время не только в Лувре, но и в кабаках, где Моди тоже не было равных...
Кстати, он же познакомил Сутина с Леопольдом Зборовским. Зборовский был поэтом, приехавшим из Польши изучать словесность в Сорбонне, но во время войны, за неимением лучшего, начавшим торговать работами художников, с которыми просиживал в «Ротонде». Точнее, он предлагал парижским торговцам их работы. С Модильяни у Зборовского был договор. С 1916 года он платил ему 15 франков в день (к 1920 году сумма выросла до 3 тыс. франков в месяц), а тот отдавал ему свои произведения для продажи. Зборовскому удалось не только как-то ввести в рамки разгульную жизнь художника (по крайней мере, историк Жан-Поль Креспель утверждает, что за три года этого соглашения - до смерти в 1920 году - Модильяни написал свои основные работы), но и поднять цену с 50 до 400 франков за портрет его работы. Видимо, Модильяни убедил Зборовского взять под свое крыло и картины Сутина. Во всяком случае, в 1919 году Збо купил несколько работ Сутина по 5 франков за каждую и отправил его на три года подальше от Парижа, с его военными бомбардировками, голодом и соблазнами пьяных застолий. Вначале в городок Сере во французских Пиренеях, а затем - на Ривьеру в Кань-сюр-Мер. Оба места были давно облюбованы французскими художниками.
И видимо, Сутину поначалу там было неплохо. Тем более что туда же приезжают парижские друзья. В частности, по воспоминаниям Маревны, в Кань-сюр-Мер Моди и Сутин какое-то время «жили и работали вместе; их дружба была настоящей и прочной, с чувством преданности с обеих сторон». Там, считают критики, сложился фирменный стиль Сутина - «драматический колоризм <...> одержимость рубиново-красными тонами <...> деформации изображения, открытая эмоциональность письма» (В. Кулаков). Там в 1920-м Сутин узнал о смерти Модильяни в Париже. Именно там его охватывает депрессия. К 1923 году Сутину явно осточертел Лазурный Берег. Сохранилось его письмо Зборовскому 1923 года из Каня. Его можно было бы счесть трагикомичным, если бы не подлинное отчаяние, которым оно наполнено. Поблагодарив за письмо и денежный перевод, Сутин пишет: «Первый раз в жизни я не в состоянии ничего делать. Мне плохо. Я деморализован, и это сказывается на работе. Я написал только семь холстов. Прошу Вас простить меня за это. Я хотел уехать из Кань-сюр-Мер, я больше не в силах выносить этот пейзаж. <...> Я должен писать мерзкие натюрморты вместо пейзажей. <...> Не могли бы вы сказать мне, куда податься, поскольку уже несколько раз я собирался возвращаться в Париж». Поразительнее всего, что для Сутина самый важный аргумент - не то, что ему плохо, а то, что «это сказывается на работе».
Можно представить, с каким чувством Зборовский читал этот крик души. Скорее всего ему хотелось послать подальше (гораздо дальше Ривьеры!) и Сутина, и его работы, которые скорее отпугивали, чем привлекали покупателей. Легенда гласит, что однажды после скандала с женой, которая явно не была поклонницей странного таланта Хаима Сутина, Зборовский вырвал из подрамников несколько холстов своего подопечного и сунул их в печку. По другой версии, отдал кухарке. Но им не суждено было сгореть. Потому что на следующий день к Зборовскому заглянул американский коллекционер Альфред Барнс, маленький старичок в очках, в сопровождении поэта Поля Гийома. Барнс и углядел на стене маленькую работу Сутина, поинтересовался, кто этот парень и есть ли еще его работы. Збо, сказав, что часть работ хранится у приятеля, понесся на кухню к печке и извлек холсты Сутина. Остальное было делом техники - нагреть утюг, прогладить загибы через тряпку и представить американцу все в лучшем виде. Барнс смотрел долго и купил все работы Сутина, которые нашлись у маршана. «Как я мог сомневаться в таланте Сутина, что я за идиот!» - радостно сообщил Зборовский Маревне, рассказывая эту историю. Так взошла звезда Хаима Сутина, одного из самых необычных гениев ХХ века.
Кстати, чуть позже Сутин возненавидел все свои работы, сделанные в Сере. Отчего - неизвестно. Но, разбогатев, он скупал их, чтобы... немедленно уничтожить. Мадлен Кастен, в имении которой Сутин гостил несколько лет подряд в 1930-х, вспоминала, что даже говорить о покупке новой картины Сутина можно было только после того, как ему находили два-три его же полотна с видами Сере. «Сутин закрывался у себя, долго рассматривал их и затем рвал и сжигал даже кусочки холста». Ну, в том, что сжигал, как раз ничего странного. Чтобы никому не пришло в голову их сшивать и, подновив, снова продавать, как это приключилось однажды. А кроме того, он все-таки был родом из той же страны, что и другой одержимый талант, сжегший второй том «Мертвых душ». Десять
ступеней. Хасидские высказывания.
Бубер М.
ВСЁ ОСТАВЛЯЕТ СЛЕДЫ. Человек - это лестница, стоящая на земле и вершиной достигающая неба. И любое движение, и дело, и слово оставляют след в верхнем мире.
НА ЗЕМЛЕ. Если еврей крепко держит себя в руках и твердо стоит на земле, головой он достигает небес.
АВРААМ И ЕГО ГОСТИ. Об Аврааме, которого посетили ангелы, Тора говорит: "А сам стоял над ними под деревом, и они ели". Почему так сказано в Писании? Ведь это необычно для хозяина -не разделить с гостями трапезу, но стоять над ними, пока они едят. Смысл слов Торы таков: ангелы обладают достоинствами и недостатками, и у людей есть свои преимущества и изъяны. Достоинство ангелов заключается в том, что они не способны ухудшаться, а их недостаток в том, что они не могут совершенствоваться. Недостаток человека в том, что он способен на падение, а достоинство - в способности совершенствоваться. Но человек, который проявляет гостеприимство в истинном смысле слова, приобретает достоинства своих гостей. Так Авраам приобретает достоинства ангелов, которые никогда не вступают на путь погибели. И поэтому он над ними и выше их.
СКРЫТНО ХОДИТЬ. Написано: "И ходить скрытно пред Б-гом твоим". Вы знаете, что ангелы неподвижны. Они всегда стоят - каждый на своей ступени, но мы движемся, мы поднимаемся ступень за ступенью. Нет плотского покрова у ангелов: они не могут служить тайно и независимо от того, на какой ступени они стоят, ангелы всегда явны. Но сын человеческий на земле облечен плотью и способен укрыться в собственном обличье. И так - скрытый от глаз - он может подниматься от ступени к ступени.
ПРЕИМУЩЕСТВО ЧЕЛОВЕКА. Почему Б-г требует жертвы от человека и не требует ее от ангелов? Потому что жертва ангелов была бы чище, чем любое возможное служение человека. Б-г требует не действия, но приготовления. Святые ангелы не могут подготовить себя: они способны только действовать. Подготовка -это задача человека, ввергнутого в путы ужасных препятствий, из которых он должен выбраться. В этом преимущество работы человека.
ПРОТИВ УНЫНИЯ. В псалме 147 мы читаем: "Исцеляет сокрушенных сердцем...". Почему мы говорим так? Ведь это хорошо - обладать сокрушенным сердцем и этим угождать Б-гу, так как написано: "Жертва Б-гу сокрушенный дух..." Но дальше в псалме мы читаем: "...и перевязывает твои раны". Б-г не исцеляет сокрушенных сердцем. Он лишь облегчает их страдания, как бы ни мучили и ни подавляли они их. Скверно уныние и не угодно оно Б-гу. Сокрушенное сердце готовит человека к Б-жественному служению, а уныние разрушает сердце. Мы должны чувствовать различие между двумя этими вещами так же определенно, как осознаем несоответствие радости и буйства: их так легко спутать, хотя они отстоят одно от другого так же далеко, как небо от земли.
ПРОТИВ ТЕРЗАНИЙ. Мы не должны терзать себя. Только одно беспокойство допустимо: человек должен страдать от сознания того, что он терзается.
ВЫБОР. Если бы мы могли повесить все наши печали на вешалку и затем выбрать любую по собственному желанию, то каждый из нас взял бы снова свою собственную заботу, ибо оказалось бы, что все остальные еще тяжелее.
ИСТИННАЯ СКОРБЬ И ИСТИННАЯ РАДОСТЬ. Есть два вида скорби и два вида радости. Когда человек с тоскою размышляет об обрушившихся на него несчастьях, когда он съежился в углу и уже отчаялся получить помощь - это дурной вид скорби, о котором сказано: "Б-жественное присутствие не обитает в месте скорби". Другой вид скорби заключается в том, что человек в искренней печали осознает то, чего ему не достает.
То же самое относится и к радости. Тот, кто лишен внутреннего содержания и в разгар своих пустых удовольствий не чувствует и не пытается восполнить свои недостатки, просто глуп. Но тот, кто полон истинной радости, подобен человеку, дом которого сгорел, и он, глубоко в сердце чувствуя свои нужды, начинает отстраиваться заново. Его сердце веселится каждому камню, из которых он слагает стены своего нового дома.
ВСЯКАЯ РАДОСТЬ. Всякая радость происходит из райского сада и шутки тоже, если только они произносятся с истинной радостью.
ГОРЕ И СЧАСТЬЕ. Счастье укрепляет душу, а горе ведет человека в изгнание.
ПОЧЕМУ РАДОСТЬ? В псалме мы читаем: "Обрадуй душу раба Твоего, потому что к Тебе, Г-споди, возношу я душу мою!" Откуда происходит эта радость? "Потому что к Тебе, Г-споди, возношу я душу мою!" Это радость, которая дает мне силу вознести душу мою к Тебе.
БЕЗРАДОСТНАЯ ДОБРОДЕТЕЛЬ. Если человек выполнил все заповеди, он допускается в райский сад, даже если при этом не горел усердием и не почувствовал удовлетворения. Но если он не испытал наслаждения от земной жизни, он не почувствует его и здесь. Он даже начнет ворчать: "И они поднимали шум вокруг рая!" И как только эти слова сорвутся с его губ, тут же его выкинут оттуда вон!
Шутка недели...
Шапиро устал попрошайничать и решил стать разбойником. С незаряженным револьвером он идет в лес и, встретив еврея, бродячего торговца (крестьян он опасается), кричит:
- Кошелек или жизнь?
- Дурак! - отвечает еврей. - Скажи просто, что есть хочешь. Вот тебе пятьдесят копеек.
- Всего-то пятьдесят копеек! - возмущается Шапиро. - Я тебе что: разбойник или я тебе попрошайка?
Сват с радостью сообщает:
- Уважаемый, я нашел для вашей дочери такого жениха- просто класс!
- А кем он работает?
- Инженером.
- Ну-у, инженером.
- А кого бы вы хотели?
- Ну, хотя бы мясника...
- А что, ваша дочь такая уж красавица?
Жена говорит мужу:
- Лева, угадай, в каком ухе звенит?
- В левом.
- Правильно.
- А что ты загадала?
- Чтобы ты вынес мусорное ведро.
Галиция, 1918 год, конец войны. Дизентерия и холера косит всех подряд. Среди ночи двое санитаров стучат в дверь гостиничного номера:
- Господин Бромбергер, нас прислал хозяин отеля. Он боится инфекции, а вы наверняка заболели. Сегодня ночью вы двенадцать раз ходили в туалет.
- Это верно, - отвечает Бромбергер. - Но одиннадцать раз туалет был занят.